МВФ на шаг приблизился к осуществлению американской мечты — созданию системы, позволяющей одним странам влиять на валютную политику других. Уже лет пять американские политики и лоббисты «отечественных товаропроизводителей» хотят найти рычаг, надавив на который можно было бы заставить Китай отпустить курс юаня. Однако пока МВФ выстраивал систему (ее создание еще далеко от завершения), которая позволит решить эту задачу, ситуация коренным образом изменилась: глобальные дисбалансы рассасываются сами собой, без регулирующего принуждения.

Основной инструмент, при помощи которого развивающиеся страны занижают курс своей валюты, поддерживая конкурентоспособность экономики, — это накопление валютных резервов. Хранятся они в основном в государственных долговых обязательствах развитых стран. Но глобальный кризис суверенного долга во многом лишил это накопление смысла: обязательства одних стран стали чересчур рискованными, а других — почти не приносят денег. Накопление валютных резервов перестало себя оправдывать. Так что новому оружию МВФ пока придется лежать и ждать своего часа.

На днях фонд опубликовал серию работ, в которых описывается методика оценки глобальных дисбалансов и процедура наблюдения за ними. Главное, что беспокоит фонд, — это большие отклонения от нуля текущего счета, то есть разница между экспортом и импортом товаров и услуг; полученными и выплаченными доходами от инвестиций; доходами, заработанными гражданами страны за границей и выплаченными иностранцам.

Именно профицит текущего счета становится источником средств для скупки валюты в международные резервы нацбанков и занижения курса национальной валюты. Второй «цивилизованный» способ управлять валютным курсом — ограничить приток капитала из-за рубежа либо напрямую, либо за счет налогов или повышенных норм резервирования на привлеченные за границей деньги. Если бы страны с большим текущим профицитом не прибегали к подобным мерам, курс их валют должен был бы вырасти. Это сделало бы экспорт менее выгодным, а импорт — более конкурентоспособным, запустив механизм корректировки дисбаланса.

В опубликованном на днях докладе фонд делает первую попытку определить фундаментально равновесный уровень валютного курса. Он вычисляется исходя из того, каким должен быть текущий счет при определенных фундаментальных факторах и желательной валютной политике. Оценка публикуется в виде диапазона. Результат, зависящий от множества условных предположений, таков: странами, курс валют которых точно занижен, МВФ считает Малайзию, Швецию, Китай и Индонезию. Странами с завышенным курсом национальной валюты — Турцию, Испанию, Швейцарию, ЮАР, Канаду, Бразилию, Австралию, Канаду и Италию (для стран еврозоны высчитывается равновесный курс с учетом текущего баланса каждой из них). Самое сомнительное звено в этом списке — Швейцария, имеющая текущий профицит размером в 10% ВВП.

Доклад у фонда получится весьма умеренный. Так, МВФ считает, что курс юаня занижен всего на 5-10%. Экономисты Peterson Institute for International Economics (PIIE), которые на протяжении многих лет развивают взятый теперь фондом на вооружение подход, полагают, что курс юаня занижен на 20-25%.

Представители разных стран в МВФ одобрили доклад о валютных курсах и документ, вводящий с 2013 года процедуру, в рамках которой страны смогут отслеживать валютную политику друг друга. О ее коррекции речи не идет: никаких дополнительных обязательств у стран не появляется, вмешиваться в суверенные решения ни фонд, ни его члены не вправе. Но члены МВФ признают: валютная политика одной страны может оказывать влияние на другие. Признавая, что валютное манипулирование может нарушать глобальную экономическую и финансовую стабильность, имплицитно страны принимают на себя определенную ответственность. Вдобавок в перспективе санкции против манипуляторов могут быть введены по линии ВТО.

В последней работе PIEE идентифицировано 20 стран, манипулирующих валютными курсами. Объем ежегодных «валютных манипуляций» составляет $0,5-1,5 трлн. Главная их жертва, по мнению PIEE, США, ведь заниженный курс валюты ограничивает импорт, а у Штатов самый большой текущий дефицит.

Самое отрадное, что пока МВФ настраивает методику оценки равновесного валютного курса, проблема рассасывается сама собой. Максимального уровня суммарные текущие профициты стран-экспортеров (и, соответственно, дефициты стран-импортеров) достигали в 2006–2007 годах. Тогда они составляли почти 3% глобального ВВП, а сейчас опустились почти до 2%. В 2011 году профицит Китая был на 52% ниже, чем в 2008-м, Германии — на 9,7%. Текущий дефицит США снизился на 30,1%, а еврозоны — вообще в 20 раз. Правда, за те же годы вырос профицит у Саудовской Аравии, а у России — почти вернулся на уровень 2008 года. Увеличился профицит у Нидерландов и Швейцарии, а дефицит — у Индии и Турции. Но это в основном результат роста сырьевых цен.

Коррекцию глобальных дисбалансов можно видеть и по динамике курсов валют: за январь 2007-го – июнь 2012 года реальный курс юаня вырос примерно на 25%, а экспортеров нефти — более чем на 15%. Почти перестали расти валютные резервы Китая. Россия сильно замедлила накопление резервов, перейдя к более свободному формированию курса рубля. И это, кстати, в 2012 году привело к ускоренному ослаблению, а не росту рубля.

Второй способ поддержки заниженного курса местных валют — ограничение притока капитала из-за границы — тоже утратил свою популярность. В основном из-за того, что кризис уменьшил трансграничные потоки капиталов. Если в 2006-2007 годах приток иностранного капитала в развитые и развивающиеся страны составлял в среднем порядка 15% их ВВП, то в последние годы — не более 5% ВВП. Бороться с «горячими» деньгами сейчас не надо — их и так почти нет. Зато вырос в 1,5 раза по сравнению с докризисным уровнем чистый приток прямых иностранных инвестиций в Китай и Индию, — но от таких подарков судьбы никто не защищается.

Настраивая механизм борьбы с манипуляторами, фонд совсем не думает о симметричной мере — воздействии на страны, чья мягкая денежная политика ведет к всемирному снижению процентных ставок и создает гигантскую массу денег, легко перетекающую с одного рынка на другой. Именно от этих потоков и вынуждены потом защищаться развивающиеся страны. Фиксируя недовольство развивающихся стран подобной политикой США и Европы (см. п. 14 в докладе о глобальных финансово-экономических переплетениях), фонд, однако, ничего не делает для возникновения возможности корректировать и эти дисбалансы.

Новая политика фонда, конечно, отвечает фундаментальным интересам США, но представляется заведомо устаревшей. Во-первых, она не учитывает, что манипулировать валютным курсом можно не только через накопление резервов и ограничение притока капитала, но и через активные денежные операции на рынках, к которым в последние годы прибегают ФРС и ЕЦБ. Во-вторых, традиционный подход, оценивающий дисбалансы по величине текущего профицита/дефицита отдельных стран не учитывает, характера современной глобальной экономики.

Скажем, произведенный американской фирмой Apple в Китае и экспортированный ею оттуда в США iPhone увеличивает профицит Китая и дефицит США. Но как показал еще полтора года назад Азиатский банк реконструкции и развития, в реальности на долю Китая приходится лишь 3,6% вырученных средств. Однако в профицит записываются все 100%. Рост глобальных компаний делает старое понятие балансов бессмысленным.

Наконец, большой вопрос, кто должен испытывать большее недовольство манипуляцией — страны с завышенным или заниженным курсом. Конечно, вторые поддерживают свою конкурентоспособность. Но делается это ценой почти беспроцентного кредитования экономики конкурента, который получает много дешевых товаров, причем в долг и под крайне низкий процент. Как показывал нобелевский лауреат, чикагский профессор Гэри Бэккер (здесь и здесь), это идет на пользу скорее экономике США, чем Китаю.