Кажется, в 2004 году литературный критик Михаил Эдельштейн дал мне книгу неизвестного мне доселе писателя Дмитрия Горчева, она называлась "Осенняя жаба"... Я была покорена. Ошарашена. Я так смеялась и плакала в метро, что моих соседей по вагону брали завидки. Я купила сразу несколько сборников горчевских рассказов и стала раздаривать их друзьям и знакомым со словами - "это современный Гоголь".  И вот - мой любимый прозаик ушел. В жизнь вечную. 
Хочу привести здесь прощальное слово, опубликованное в "Русском журнале", того же Михаила Эдельштейна, раз уж с него началось мое знакомство с тихим гением.

Памяти Горчева   
Это только так говорится – «невозможно поверить» и все такое. На самом деле поверить почти всегда очень легко. Смерть – событие совершенно естественное, может быть самое естественное, из всего, что случается с человеком. Все люди смертны. Кай – человек, значит, Кай смертен – кто этого не знает?

Штука в том, что к Горчеву все это не имеет никакого отношения. Ни прошедшее время, ни этот дурацкий силлогизм про Кая к нему абсолютно неприложимы. Непонятно почему – неприложимы и все. Дело тут, конечно, не в молодости, уж тем более не в таланте, даже не в обаянии. Я, правда, не знаю, откуда это острое ощущение абсурда – с первой секунды, как увидел сообщение о его смерти на OpenSpace.

В литературе Горчев существовал как-то странно. Его все любили, но когда дело доходило до «назовите пять (десять, двадцать, пятьдесят) лучших современных прозаиков», его имя отчего-то никогда не всплывало. Даже сейчас про него трудно выговорить: «крупный писатель». Яркий, блестящий, остроумный – и так далее, по нисходящей, вплоть до «классный» и «прикольный». Но крупный? Значительный? Большой?

Питерский критик Самуил Лурье как-то сформулировал, за что он ценит Горчева – «за поразительную естественность интонаций». Но как раз эта естественность сослужила Горчеву дурную службу: казалось, что это NN – настоящий писатель, честный трудяга, ему все достается потом и морщинами, а Горчев – так, погулять вышел.

Он казался однообразным, хотя на самом деле был прозаиком изрядного диапазона – от пронзительной лирики («Надежда») до точных и злых социологических обобщений («Беседы о православии») и кислотного сарказма («О влюбленных»). Просто все это переводилось на узнаваемый с первой ноты горчевский язык, оттого и возникало ощущение однообразия.

Его проза настояна на гремучей смеси пионерлагерных страшилок, советской мифологии, телевизионного мусора, классических сказок, абсурдистов, обэриутов и бог знает чего еще. Самое странное, что из всего этого винегрета Горчеву удалось построить свой, совершенно оригинальный мир. Достаточно назвать текст «Подражание Горчеву», чтобы стало понятно, что там внутри.

И человеком Горчев был в точности таким же – совершенно отдельным, ни на кого не похожим. Весь, как и его проза, из сочетаний несочетаемого – человеколюбивый мизантроп, пофигист-философ, социоаутист-тысячник. И тоже абсолютно естественный. Писатель вообще-то – существо умышленное, неискреннее. Может, поэтому так трудно было поверить, что Горчев писатель.

Он не получал никаких премий, кроме сетевых, не попадал в шорт-листы, о нем мало писали за пределами ЖЖ. Сейчас, конечно, будут говорить, что вот, мол, критики прозевали писателя. Только он ведь сам выбрал для себя нишу углового жильца и никогда не пытался конвертировать свою сетевую популярность (а несколько лет назад он был самым популярным блогером Рунета – и вполне заслуженно) во что-то менее виртуальное, нежели 12 тысяч френдов. Издавался в «Геликоне»,  «Амфоре» и в «CheBuk», и на этом его роман с издательскими монстрами закончился.

Есть у Горчева один рассказ. Его, наверное, в ближайшие дни часто будут вспоминать, цитировать. Там про то, как узнать, зачем ты на свет явился и что из этого следует. Кажется, это самая автобиографическая из его миниатюр. Он действительно по минимуму занимался разной скучной ерундой, предпочитая исполнять Предназначение. Этот рассказ заканчивается одной фразой, но здесь ее процитировать нельзя, иначе получится слишком пафосно.

Я вот подумала, чего нам стесняться пафоса? И процитирую финал рассказа Дмитрия Горчева "Предназначение", потому что лучше уже никто не скажет: "Умирают люди только в двух случаях: когда они уже исполнили своё Предназначение или когда Мироздание поняло, что они его исполнять и не собираются. Мироздание, его не наебешь".