Мне подчиняются три женщины. Все они старше меня чуть ли не в два раза, смотрят неодобрительно, прически — в стиле наших бабушек. Держатся друг за друга, как три мушкетера. Я их так про себя и называю — Атос, Портос и Арамис, в зависимости от габаритов каждой.

Сначала я была добра, ласкова, отпускала их пораньше, предложила называть друг друга только по имени. Ни к чему хорошему это не привело. Они почувствовали свободу и стали злоупотреблять доверием. Сбегали, «заболевали», забрасывали работу. Мне требовалось сдать тексты к определенному сроку. Ничего не готово. Спрашиваю: «Как так»? Они: «А мы не знали, вы нам не сказали». Хотя я говорила. И каждая повторяет слова другой.

Через некоторое время к нам пришла еще одна сотрудница — Галя. Совсем молоденькая, только окончила университет. Я ее представила остальным, попросила всему обучить. Подхожу на следующий день, спрашиваю Галю, все ли нормально. Отвечает — да. Ну, думаю, хоть это хорошо. Живем дальше. Мушкетерши Галю в свой круг не допускают, на меня смотрят свысока. Как-то за спиной услышала ворчание, что молодежь нынче пошла отвратительная, никакого уважения к старшим.

Я пыталась сделать все, чтобы сплотить коллектив. На 8 Марта принесла каждой сотруднице цветы. После работы пригласила всех в кафе отметить праздник. Специально заплатила из собственного кармана, думала, что неформальная обстановка поможет. Я ошибалась. Разговор не клеился, я что-то спрашивала, просила вспомнить смешные истории, связанные с работой. Они на все вопросы отвечали односложно. Через час мучений мы распрощались. Остались только Галя и я. Та неожиданно заявила, что собирается увольняться. Я стала ее отговаривать, просила не оставлять меня один на один с этими мегерами. Та рассмеялась, и я потихоньку вытянула из нее подробности. Оказывается, ее упорно выживают из коллектива. В кабинете с ней вообще не разговаривают. Об обучении и речи никогда не шло. Сотрудницы отказались ей помогать. Сказали, что научились всему сами, так почему они должны мучиться по поводу какой-то сопливой девчонки. Той пришлось разбираться во всем самостоятельно. Если Гале кто-то звонил, ей никогда не передавали информацию. С удивлением узнала, что они активно распускают слухи о моей стервозности: оказывается, я издеваюсь над ними, не уважаю их мнения, никогда с ними нормально не разговариваю, покровительствую только Гале, которой все сходит с рук. И это при том, что я всегда шла им навстречу! Если я и общалась чаще с Галей, то только потому, что она рада была поддержать разговор!

Как-то я зашла к директору. Мы разговорились, и он со смехом заметил, что не ожидал от меня такой стойкости: на моем месте люди долго не задерживались. Тут же понял, что-то не то ляпнул, долго отнекивался, потом признался, что я далеко не первая, кто пытается наладить работу отдела. «А не проще ли уволить самих сотрудниц?» — спросила я. На это директор ответил, что они работают в издательстве со дня его основания, ему жалко их всех увольнять. Попросил встать на их место: они тут всю жизнь проработали, а потом приходят «молодухи», которые их гоняют, вот им и обидно. «Абсурд какой то, — думаю. — Зачем тогда нанимать на работу „молодух“? Взяли бы женщину предпенсионного возраста».

С того дня победить в борьбе для меня стало делом принципа. От пряников я перешла к кнуту. Специально поймала одну женщину на опоздании и заставила ее писать объяснительную. Они заметно попритихли. Ну, думаю, сработало. Ничего подобного. Они дружно накатали на меня жалобу директору. Тот поухмылялся и попросил быть аккуратнее с санкциями. Я была дико зла из-за того, что показала себя плохим руководителем. Я обещала ему, что никого не уволю, но мне нужны показательные мероприятия. В результате кровопролитной борьбы я заставила подчиненных сидеть на работе по графику и сдавать тексты в срок.

Мы практически не общаемся. Каждое мое поручение выполняется со скрипом. Когда прохожу мимо их столов, чувствую, что сотрудницы мне вслед мысленно поджигают прическу. Хочется уйти, но гордость не позволяет.

Галина, Тверь