На прошлой неделе в записи не совсем удачно сформулировал свою мысль: "... а роликах я езжу очень прилично, то проносясь среди праздно шатающийся публики, подрезая их дорогу, пугая неожиданным своим появлением, я испытывал некий восторг...."
И ведь речь на самом деле шла о моих мироощущениях в связи с катанием на роликах, о том, какой восторг переполняет когда по мчишься по ровной дорожке навстречу ветру.
Комментаторы увидели только то, что хотели увидеть, забросали меня тухлыми "котлетами", прокляли. Вступать в перебранку -  не считаю нужным. У каждого свое мнение. А то, что я езжу на роликах лучше некоторых, кто ходит пешком. Да уж ладно.
Сегодня читаю шедевр от Бажены Рынска.
Ясно, что калибр не тот. Где ролики и где фразы пропитанные ненавистью.
Читаем, наслаждаемся.


Пост от becky_sharpe

Немногие из нас, изучая генеалогическое древо своей семьи, не рискуют найти на ветках пару странных пташек.

Томми Дюар



И сегодня я, ваш дежурный редактор, расскажу о "странных пташках" моей семьи.

Недавно я конкретно расшумелась на незнакомого мужика. Плетусь я по жаре по какому-то мерзкому переулку. Оттуда еще с Неглинки поворот на Петровку под светофор. Пробка. Почти безнадежная. А меня в ресторане Маша Благоволина ждет --- внучка замечательного адвоката Марии Сергеевны Благоволиной, язвы и умницы. Несколько отличных историй о ней можно прочесть в книжке Ардовых про Ордынку. Ну, да я отвлеклась.


Короче, мужик. Подходит и говорит: "Девушка, я опаздываю, вы не могли бы меня пропустить вперед вас?" И тут у меня, что называется, включается "оверреакшен". Слышу себя со стороны и вдруг фиксирую, как я, плачущим голосом, чуть ли не с дерьмом мужика съедаю. "Вы опаздываете? А я -- что -- не опаздываю? Вам у меня в голову не пришло спросить: не опаздываю ли я? Вот с каких хренов в вашу голову пришла мысль, что вам должно быть удобно за мой счет?!!!!" И слезы на глазах у меня уже, и обидно ужасно. "Ладно, -- удивляется мужик, -- я кого-нибудь еще попрошу". И отходит, сильно озадаченный. Ибо реакция моя явно не соответствует просьбе, но с другой стороны -- видно, что просьба обидела меня до глубины души. А все из-за любителей котлет.

Про "любителей котлет" мне сто лет назад рассказал Виктор Шендерович. Дело было в ресторане на Патриках. Встретились случайно, решили выпить чаю. И слово за слово -- рассказываю ему, как недавно летала в Лондон. Лечу я, значит, в обожаемый город ненавистным экономом. Первый канал закупил мне VIP-зал, (я тогда собиралась у них вести передачу под названием "Жесть"). И если покупаешь этот зал, то неудобства эконома хоть как-то скрашиваются, -- тех, кто потратился на "вип", регистрируют на удобный первый ряд, который сразу за бизнесом. И там, соответственно, как в бизнесе, можно ноги вытянуть. Этот блатной ряд явно удобнее всех остальных. И вот прямо перед взлетом подходит ко мне какая-то тетка. И спрашивает, показывая на свой неудобный второй ряд с другого бока самолета: "Девушка, а вы с нами местами не поменяетесь? А то у там у соседей ребенок так орет...."

Вылить ей на голову чай я не могу, -- самолет еще не взлетел, не наливают. Дать в пятачину? -- Так за мордобой на борту могут высадить. Конечно, по-хорошему, надо было смешать ее с ковролином. Но в тот раз, пришлось ограничиться минимумом. "Пошла отсюда на ***, -- говорю, -- животное". А сама думаю: вот встретить бы такую тварь в парке как-нибудь и отфигачить до кровавых соплей....

И вот, значит, рассказываю эту историю Шендеровичу. "Ну что ж, человек очень любит котлеты", -- пожимает плечами он. "Ты, конечно, не знаешь этой истории? Это мой дедушка рассказывал. Он был скрипачом одного из театров. И вот их оркестр эвакуировали в Самару. (Или в Уфу, могу врать детали -- прим. автора). Продовольствие только по карточкам. Война. Голодуха. На Новый год решили скинуться праздничной "дачкой" -- фаршем, сделать каждому по котлетке, и выложить их на общее блюдо, чтобы хоть чуть-чуть походило на Новогодний стол. И вот один тромбонист, еще до звона курантов, подходит к блюду, садится рядом. И берет котлету. Оркестранты покосились, ну, думают, ладно, -- не выдержал человек. Прожевав свою долю, тромбонист берет вторую котлету, и на глазах изумленной публики ее съедает. Каждому, напоминаю, причиталось по одной. От этой наглости все теряют дар речи. Съев вторую, он тянется к третей. И тут общественность выходит из коматозного оцепенения. "Молодой человек, -- говорит дедушка Шендеровича, -- что вы делаете?!!!"

-- Ой, -- отдергивает руку тромбонист, -- простите ради бога. Просто понимаете, я очень люблю котлеты.

История эта засела у меня в голове, словно гвоздь, -- нашими семейными любителями котлет было отравлено мое детство. Мой отец родился сразу после войны. А через восемь лет родилась его сестра. Послевоенные годы. Город Куйбышев. Дед и бабка не были на войне, их с Украины сразу же отправили работать на серьезном заводе. С едой в Самаре плохо. Даже в относительное сытые ранние восьмидесятые мы им привозили из Ленинграда масло.

И вот оставляет мать в холодильнике две котлеты -- сыну Леве и дочке Нине. Приходит Лева из школы. А котлет нет, -- младшая сестра Нина, третьеклассница, съела и его, и свою....

Безкотлетный сын вырос и женился на такой же любительнице котлет, только в еще более жестком варианте. Когда отец в восемь утра прилетел из командировки Набережных Челнов, мать недовольно сказала: "Ты что, не мог в аэропорту посидеть, подождать, чтобы весь дом не будить?" (Дом состоял из одной матери, я в то время была на даче).

А когда я, уже заработавшая на квартиру в Питере, поняла, что на Москву мне никогда не заработать, потребовала свою маленькую дольку семейной недвижимости (не честную треть, а жалкую седьмушку), моя мать -- страстная любительница котлет искренне объяснила, почему не хочет отдавать мне -- мое: "Да... а мы с бабкой в трехкомнатную хотели съехаться... В трехкомнатной-то вдвоем удобнее!".

Логика была железной. Мать -- математик, считать умеет. Две котлеты лучше одной. Три котлеты лучше двух. Трешка удобнее двушки. А четырешка -- лучше трешки. Дворец -- так и вообще зашибись, но на дворец объесть некого.

... Продолжаем котлетные истории. Гул затих, вот стою я перед вами, простая волчья котлетка. Пища. В пятнадцать лет любительница котлет запрещала мне ночью вставать в туалет, потому что я пятками слишком громко топаю по коридору и мешаю спать матери, ну а если любитель котлет хочет спать, то вся страна спать должна. Кстати, мать спала в соседней (!!!!) комнате, а не в общем бараке, и даже не в коммуналке.

Я выросла. Слегка приподнялась. И родственные любители котлет сразу поняли, что тут есть чем поживиться. И вот одну славную продолжательницу дела котлетолюбов я позвала к себе в Монако. Командировку оплачивали Известия. Одну из ночей мне пришлось работать, -- полосу писать. Не буди, говорю я родственнице, меня с утра. Иди с богом на обычный пляж, а я высплюсь, заберу тебя, и пойдем на дорогой, но учти -- раньше часа точно я не встану.

Родственница косоротится, -- мол, что за новости?! -- Котлета потребовала уважения к своим потребностям! И в десять утра начинает меня телепать: "Вставай, вставай, солнце проспишь, пошли загорать!" Ей, вестимо дело, не хочется идти на средненький пляжик, когда за мой счет можно пойти на дорогой. И потому, -- вставай, котлета, в гробу отоспишься!

Любители котлет мужского пола присасывались ко мне всю молодость. И я уже затеяла котлетную революцию - не хочу быть пищей, хочу юзать сама. Но когда пришла пора образовывавать ячейку общества, ясен пень, из пучин мироздания к моему берегу прибило именно матерого любителя котлет.

Покупаю я как-то пластиночки от моли. Пять штук кладу в гардеробище обожаемого. А три -- в свой крохотный гардеробишко. Приезжаю очередной раз в Лондон. А мой свитер слопала моль. Потому что обожаемый выковырял мои три пластинки и добавил их к своим пяти. Справедливо посчитав, что восемь -- надежнее пяти. И вот идем мы с ним как-то раз по Гайд Парку. Слушай, -- говорю, -- где бы здесь пописать?
--- А я пока не хочу, -- честно отвечает он.

Дорогие любители котлет. Чтоб вы все дохли. Чтоб вы лежали в больнице, и шакалы с гиенами обгладывали ваш труп, как вы всю вашу подлую жизнь обгладывали окружающих... Жаль только, они не сдохнут. Они непробиваемые. Те, кто любит котлеты, не дохнут нигде и никогда. Это мы -- их пища, их котлеты, дохнем, болеем, надрываемся и старимся раньше времени. А этих граждан ничего не берет. На свете, как писал Островский, волки и овцы, волки и овцы... Волки позорные, любители котлет -- рожают детей и делают из них волчьи котлетки. Волчьи котлетки, услужливые родители, настоящие квочки, делают из своих детей волков, и волки с детства заточены на "юзанье" окружающих. Слуги рожают господ, господа -- воспитывают себе слуг, ну а психологических аспектах этого дела мы поговорим завтра, как раз я прочла один дивный психологический пост на эту тему и одну замечательную книгу.


Читать далее