В палате интенсивной терапии:
В отчете о родах я писала уже о том, что в ночь после операции я была крайне удивлена своим самочувствием. В голове возникали образы из прошлого дня родов, послеоперационных отходняков, и мне сразу же становилось хорошо, я офигевала от ощущения «небольности» реальности.
Боль во имя процесса, ради результата – это похоже на подвиг, боль воодушевляет в какой-то момент, и даже перестает быть страшно. Благородные мысли могут служить неким стимулом для того, чтобы держаться и работать дальше, терпеть. Но:
Боль ПОСЛЕ – самое ужасное, что может быть в любом благородном деле. Когда уже не к чему стремиться, становится мучительно жалко себя. Хочется послать все в места не столь отдаленные, и нет уже сил терпеть. Эмоции нездоровые, очень болезненные и опасные, потому что именно эти эмоции забирают силы, которые еще очень нужны тебе для восстановления.
Я плохо переношу боль. Особенно тогда, когда я уже устала, и хотела бы получить свой законный отдых. Я всегда знала, что со мной нельзя в разведку. Ни в коем случае не доверяйте мне тайны государственной важности: я сдамся сразу же, как только начнут пытать. Физическая Боль для меня самое страшное что может быть в мире.
После экстренной операции, которая поразила меня своей быстротечностью и, можно сказать, воздушностью, я боялась, что вот-вот и в скором времени начнется ад, та самая ночь между реальностью и бредом.
Мой положительный настрой сказался положительно на всем остальном. Именно так я объясняю произошедшее со мной чудо. (возможно, здесь так же играют роль чудо-наркоз или новые методики КС, но я не специалист, так что демагогию разводить не собираюсь)

В палате интенсивной терапии:
После операции мне удалось поспать. Я почти не ныла и вовсе не думала о себе, о своей участи. Я задалась целью отдохнуть и минимально реагировала на окружающую среду. Возможно, я смогла абстрагироваться именно потому, что мне не было больно. Правду мы точно не сможем узнать, но я до сих пор офигеваю от того, что страдания оказались вовсе не такими как в первый раз.

Я поспала сразу же после операции, и даже с грузом на животе. Проснулась спустя два-три часа, ноги уже покалывало, и тело снизу приобрело чувственные очертания у меня в голове: тело снизу есть, ноги есть и я ими шевелю (и опять не больно). Мне стало жарко, просунулась в приятной испарине. Чуть подтянула ноги к себе.
Потом я с удовольствием прочитала все накопившееся смски.
Больно стало, когда сняли груз с живота, но ощущения растворились в общем состоянии. Я пыталась нащупать надвигающуюся волну ломоты, но не могла понять, где она, откуда начнется и начнется ли вообще.

В прошлый раз мне было больно везде, и шевеления любого характера отзывались во всем теле. В этот раз я с воодушевлением чувствовала, что мне скоро станет лучше.
При всех положительных моментах я была прооперированной женщиной. Мне разрезали живот и достали оттуда ребенка. Мое тело понимало, что постепенно приходят ощущения, тело начинало офигевать, но осторожно, придавая мне возможность понять и осознать, что происходит.

Перед сном вмолотили в локтевой катетер окситоцин. Введение лекарства в руку болезненное – будто молотом «шибанули» по суставу, и сразу же наступила неимоверная схватка. Медсестра предложила подышать, но мало что помогло.
- Ирочка, не дам обезболивающее, надо потерпеть хотя бы разочек.
Разочек? Сразу видно, детей у нее не было еще. Я почти проглотила капельничную трубочку, из которой я добывала воду, стоящую сверху на тумбочке. К счастью, ко мне подоспел анестезиолог, и вколол спасение по моей просьбе, боль стала терпимой. Окситоцин после КС – это ужас, в тот момент, когда он начал действовать, я правда боялась, что в начну орать и плакать, как в лучших экранизациях родов. Об этом я рассказала выше: хватит боли, оставьте в покое, боли достаточно. Тихая радость от улучшения состояния помогает оправиться, но неожиданные вспышки аццкой боли мешают и выбивают из колеи, особенно, когда никого близкого нет рядом.

(Окситоцин колют для больших и эффективных сокращений матки, чтобы этот орган быстрее приходил в свою обычную форму. После первого укола я почувствовала как из матки вылилось большое количество жидкости – будто под себя пописала. В палате мне делали обычные уколы в задницу два раза в день, вместе с обезболивающим)

Как я уже говорила, ночью мне тоже удалось поспать. Обстановка в палате интенсивной терапии не пугала, не угнетала, как в прошлый раз, а успокаивала. Заснула я либо под воздействием обезболивающего (может быть там было и что-то снотворное), либо самостоятельным усилием, за что я премного себе благодарна.
Вон из головы душевные метания и страдания! Такая была программа, усилий по исполнению не прилагала, позывов на пожалеть себя не было. Да и не изменишь ты ничего своими истеричными криками «Не могу больше» внутри сознания. Я была благодарна за КС как избавление от схваток.

[ прекрасно понимаю, что я не смогла бы осознать этого, не пережив свой первый раз таким, какой он получился. Разве что я встретила бы саму себя, которая мне бы объяснила то, что я знаю сейчас, успокоила бы, и с удовольствием поговорила бы заранее обо всех моих страхах.]

Я просыпалась уже под утро несколько раз, ощущала себя не сгустком боли, радовалась и засыпала с удовольствием обратно. Даже начала думать о том, что у меня есть силы подняться, хотя опять таки не могла поверить в то, что такое возможно.
В 7 утра принесли Елисея. Я смогла к нему повернуться. После кормления медсестра перестелила нам постели.

(Со мной лежали еще три женщины. Одной 40 лет, я не видела ее – она была закрыта от меня той ширмой, которую разместил перед моей койкой анестезиолог, чтобы мы с мужем могли насмотреться на ребенка без свидетелей. Хорошо, что ширму никуда не убрали, хотя двух остальных женщин я могла видеть. Не то чтобы они раздражали меня как остальные люди в мире. Но в одиночестве мне было бы гораздо комфортней. Эти женщины стали матерями впервые. Я слушала их разговоры с некоторой снисходительностью, но так же и с завистью – мне в первый раз гораздо хуже. Как то так получилось, что женщины поняли, что со мной лучше не разговаривать. Поэтому я воистину расслаблялась, не парясь над тем, что могу кого-то обидеть своим неприличным тоном. Вторая женщина очень стонала от укола окситоцина. Она так же жаловалась третьей, что КС – это подстава. Ей то говорили «сопалатницы», что ты ничего не почувствуешь, что она «счастливая», а тут – такой ужас).

Я была так воодушевлена по утру, что к 9 часам всем существом захотела встать.
Перед выпиской к нам в палату зашли врачи с обходом – как в сериалах про скорую помощь и других докторов. Врачи, которые говорят о тебе друг с другом - это очень приятная ситуация. Отчитались обо мне главврачу, пощупали меня за матку через живот. Иногда кажется, что осмотр послеоперационных некоторым эскулапам доставляет воистину «животное» удовольствием. Я существенно вскрикивала каждый раз, когда в мою плоть входили пальцы. Прикатили аппарат УЗИ, поскользили по коричневому от йодной смеси животу и сочли мою большую матку (им показалось, что она еще слишком большая на утро после операции) моей физиологической особенностью (за счет того, что я мала ростом, матка моя, может быть и особенно большая, может особенно большой казаться).

Потом старшая медсестра организованно подняла нас всех с кроватей, кроме той, которой 40. Я опять удивилась, но только на секунду, как хорошо у меня получилось сначала сесть, а потом встать. Было очень страшно, конечно же, я помогала себе руками, спускаться было еще страшнее, мышцы нижней части тела дрожали от непривычки после наркоза и неясного возбуждения. Я знала в глубине души, что я смогу. И я не только села и спустила ноги с кровати, но встала на ноги и пошла в палату. В разорванном больничном полупрозрачном палантине, зажав пеленку между ног, я продвигалась к своей семье. Мне было очень хорошо от того, что я делала. Разогнуться я не могла или боялась, но шла уверенно и гордо.

Перечитала и подумала, что я вот все так шоколадно описываю, а на самом-то деле я таки чувствовала боль, мне было трудно, я была после операции, то есть как бы там ни было ничего «красочного и радужного» нет в КС, хоть мне и не хотелось плакать и истерить. Все вокруг и в голове было какое-то бумажное, или вакуумное – будто не со мной.

Поднялась на лифе на этаж выше, на третий, поковыляла к своей платной палате в конце коридора. По дороге меня нагнал саша, с круглыми глазами от неожиданности, в прошлый раз меня «никакую» привезли на кровати, а сейчас я бодро скачу по направлению к нашей новой жизни.


Послеродовое отделение, Бытовуха.

Все действия я выполняла сама. Все, что мне требовалось, я могла добыть себе самостоятельно.
А теперь предлагаю сравнить с текстом, который я написала в прошлый раз.

Первые стуки в новой палате показались мне адом. У меня болела каждая клеточка тела, сосредоточием зла, естественно, являлись растерзанные матка и живот, но распространялось это по всему организму. Мне было так страшно, что я потеряю все свои кишки, если как-то неверно повернусь или попытаюсь что-нибудь сделать.
Мне постоянно хотелось спать, мне постоянно хотелось любви и ласки, а так же жалости, чтобы заплакать опять и выпустить напряжение. Мне было страшно, что я не справлюсь со своим организмом, и боли никуда больше не денется.
К вечеру первого дня приехали всеми мои любимые семья – мама, папа, брат. Все суетились, но я заснула наконец-то к вечеру, от изнеможения и усталости и боли. Я видела, чувствовала, знала, какая я бледная и страшная и какие у меня глаза. Мне нужна была любовь, мне хотелось ласкать ребенка, а ребенок только плачет голодный, жмет мои соски, пытаясь получить еду. Саша так грамотно заботился о нас обо всех, каждая из нас чувствовала себя там самой важной. В первый день мне не давали есть, да я и не сильно хотела, мне было страшно. Два раза мне пришлось пописать.
Ходить я начала только на третий день, поэтому первый три дня я писала в вазу, тем более мне нужно было отслеживать, сколько я пью и сколько писаю, находится ли эта пропорция в порядке.
Подъем на поссыв был самым неприятным вынужденным действием за все эти дни. Саша поднимал меня стачала в положение «сидя», потом мы вместе перекидывали мои ноги с кровати на пол, потом, опираясь на его руки, рассчитывая силы у основном на руки, я вставала на дрожащие ступни – вся нижняя часть буквально взрывалась болью, низ живота там, где шрам, жгло огнем, каленым железом, очень горячими спазмами обдавало внутренности и поверхность кожи. Боли накатывала волнами с коротенькими передышками на мини-боли, те, которые самые опасные, потому что именно в миниболи хочется упасть на пол и начать орать.
Когда я более менее удерживалась\устанавливалась на полу, саша ставил мне между ног вазу, в которую я заставляла себя писать. Писать было горячо – мочевой пузырь будто ссался вместе с мочой в вазу, куски крови говорили о том, что я снизу одно сплошное кровяное вытекание. После поссыва, тяжело и судорожно дыша, я осторожно опускалась на кровать в несколько этапов, хотя хотелось броситься быстрее на нее и передохнуть. Но если броситься, то все равно придется переворачиваться и укладываться ровно.
Только проснувшись в 8 утра второго дня родов, я поняла, что скоро все будет хорошо, скоро все кончится. Я была так рада, что это сравнимо только с радостью освобождения. Я проснулась и смогла сама повернуться немного на бок – такая буря эмоций.
Да, мой первый день в новой жизни с двумя детьми кардинально отличался от того, который я описала выше.

В общей сложности я провела в роддоме 6 дней. В послеродовом отделении 3 дня, на 4-ый мы выписались. Как правило, после операции лежат гораздо дольше, но мне очень хотелось выписаться на пасху. Так же нам было безумно жалко денег. Наша двухместная палата в этот раз стоила безумного бабла: 4 тысячи в день, и нам пришлось заплатить за день выписки. Тем более мне не хотелось оставаться в больнице, учитывая мое отличное самочувствие и отсутствие противопоказаний к выписке у моего.

Про удобства:
Я уже писала о том, что эта больница и раньше выглядела внутри вполне прилично, сейчас она начала приобретать европейский образ, видно появились. Главное с роддома почти сошел совковый дух, и появились условия для жизни, а не для выживания. Улучшилась организация и комплектация, но, тем не менее, обошлось не без косяков. Дородовое отделении в плане косяков выигрывает, виноваты в этом главврачи, как мне кажется.

- туалетная комната для платных палат («палаты повышенной комфортности» бугага) находится в конце коридора, как и сами палаты. Удобства закрываются на ключ, которого опять нам не досталось. Сказали, что ключа нет, его потеряли или он был унесен прошлыми постояльцами, берите у соседей. Как и в прошлый раз саша сделал копию за наши деньги. Мы предложили отделению сделать несколько копий, но они отказались. Сделали гордо себе и так же гордо забрали ключ с собой.
Туалет предполагался один и ванная комната одна. Ванная неопрятная очень, хоть и выглядит прилично. Туалет в порядке, только периодически засирали немногочисленные «платницы». Как именно я рассказывать не буду, это ко мне не имеет никакого отношения, поэтому мне слишком мерзко, - не то чтобы порнография, но мне было пару раз мутно..

- столовая совковая, меню и исполнение совковое. И снова меня удивило каждодневное наличии рыбы в меню (кормящим мамам не рекомендуется есть рыбу, потому что у многих детей на рыбу может проявиться аллергия). Мы оттуда почти ничего не ели, хотя ходили смотреть регулярно, что выдают.

- наша палата выглядела почти прекрасно, хотя были и неприятные «улучшения».
1.темно-синие занавески – ненавижу светлые или легкие занавески, здесь они абсолютно необходимы – в прошлый раз, в летнюю погоды мы все страдали от жара и чрезмерного тепла
2.постельное белье цветное – не попытка создать уют, а то самое белье, на котором приятно спать
3. удобные подушки
4.внешний вид кроватей и соответственно внешний вид в целом
5. дополнительно стол и стулья – для принятия пищи и для гостей
НО:
Кровати оказались мягко говоря неудобными. Внешний вид не совок, но функционировать на них плохо. Они мягкие и за счет этого ты будто в гамаке лайт-версии возлегаешь. Соответственно трудно вставать – кажется, что из ямы вылезаешь, так же и укладываться - в пропасть без оглядки. Для грудного вскармливания каждый раз приходилось садиться, то есть просыпаться, устраиваться удобно, обкладываться подушками (как правило, те женщины, которые не ленятся кормить ночью, кладут ребенка рядом с собой и дремлют, пока дети так же сонно насыщаются). На эти кровати нет возможности положить ребенка рядом с собой, или это может быть очень опасным, если нет рядом помощника. – получается так, что ребенок находится под опасным наклоном.
То есть кровати сулят тебе отдых, а на деле от этого «удобства» куча проблем. После КС я намучилась на них.


Про обходы врачей и особенности персонала:
В этот раз нас вроде кАк оставили в покое. В прошлый раз мы намучились с персоналом изрядно. Вот мой текст на эту тему:

Главврач отделения решала, когда мне выписываться и все такое прочее. Лечащего врача у меня не было, хотя Баранова меня посещала. Каждый день в нашем санатории менялись лица, люди, врачи и мнения. Сначала меня это бесило и выбивало из колеи, потом я попросту забила, и отвечала на вопросы без энтузиазма и прелюдий.
Каждый день ко мне в палату приходил новый врач, сначала пытался выставить сашу за дверь, потом больно делал осмотр – щупал живот (обожемой осторожней – осторожней нельзя ли?) и смотрел на выделения (именно для этого используются одноразовые трусики д\беременных и Невпитывающие прокладки). Выделения интересны для контроля выздоровления моего истерзанного живота. После КС месячные идут 30-45 дней, и именно столько не рекомендуют заниматься сексом. При ЕР заниматься сексом звучит кому-то заманчиво и привлекательно, после КС я думала только о том, как бы не разорваться, когда первый раз пойдешь «по-большому».
Этот новый врач задавал кучу одних и тех же вопросов, начиная от насущного моего состояния до того, когда у меня были последние месячные и первый ли у меня ребенок. Я очень устала отвечать на эти вопросы, почему бы не написать их все в мои карту, чтобы ее можно было читать при входе в м
ою палату. Часто я вступала в споры с этими врачами – больше всего меня раздражал их наглость и невозмутимость. Конечно же, мне никто ничего не должен, но я пациент, который так же имеет право задавать вопросы и получать на них ответы. Я новоиспеченная мать, которая не метала детей в коробке под лестницей один за одним, тем более – не переживала подобных операций. Обычный вопрос: «нормально ли, что мне так больно? Или «Как вы думаете, когда примерно мне станет лучше и я смогу ходить?» вызывал бурю эмоций. «А ты чего хотела? Вот ты палец порежешь – и у тебя болит три дня, а тут - живот»! С этим пальцем резанным они задолбали меня хуже горькой редьки, эту присказку кто только не повторял! Как мантра – как же глупо.
Так же менялись лица педиатров и нянечек. Каждый приходящий (вместе с гинекологами) трогал меня за соски – неистово и больно сжимал мою грудь за ореолами, чтобы посмотреть на «ничего». Каждые приходящие удивлялись нашей безответственности (о чем эти люди?!), как они говорили – если Лада плакала, то разговоры и вздохи + закатывания глазок начинались сразу же: «у вас плачет ребенок – что же вы не успокоите его?». Первый день я вяло слушала, а потом начала ругаться в ответ – тогда только пыл этих женщин поубавился.
Конечно же, каждый приходящий говорит разное. И как они задолбали меня с накладками на соски и пустышками – как ошпаренные отскакивали от меня, когда замечали хоть что-нибудь, чем я пользуюсь чтобы облегчить участь моих сосков. В «кенгуру» мне продали мажорное масло для чувствительных сосков, которое показано наносить до кормления. «Это же невкусно! Зачем вы пичкаете ребенка неизвестно чем.!» Я чуть с ума не сошла реагировать на все эти выпады

Что касается именно накладок, то в послеродовом отделении появились большие стенгазеты на тему того, как облегчить грудное вскармливание, если больно или не получается. Это большой шаг вперед, потому что такая информация нужна женщинам.

Врач меня посещал раз в день, не обязательно утром. Никто не врывался к нам в палату без стука, люди не морщили рожицы даже тогда, когда заставали нас с сашей спящим\лежащими вдвоем на одной кровати.


О том, куда девается живот после родов. О внешнем виде:
Самый интересный вопрос и самое больное место (помимо причинного, естественно) – ЖИВОТ. Что происходит с животом после родом? НИЧЕГо, он остается на месте.
В прошлый раз я спохватилась об этом перед родами, и мне никто не смог дать внятный ответ.
Так вот, живот на месте. После того, как ребенок появляется на свет, живот остается на тебе пустым бурдюком, мерзким, отвратительным и, конечно же, несексуальным.
В прошлый раз, когда я еще была и толстой ко всему прочему, я выглядела точно так же, будто я и не рождала вовсе. В день выписки меня послали на узи на первый этаж в консультативное отделение, на пути мне встретилась подруга Барановой, которая, приобняв меня, заявила:
- вы наконец то решили лечь к нам на дородовое?
- вообще то я родила уже, - сообщила я, оторопев, а врач скоропостижно ретировалась.
Живот никуда не денется, а с чего ему исчезать, если он вырастал на протяжении стольких месяцев? Поэтому меня всегда смешат героини кинофильмов, приходящие из роддома как куколки худенькие и довольные.
Родившая женщина моей комплекции и конституции после родов на выписке имеет живот 6-7ого месяца беременности. Это удручает. Возможно, поэтому в послеродовых палатах нет зеркал.
Живот уходит в течение первого месяца. У некоторых он уходит так, что и следа не остается. Если ты родился магной, то родишь – и снова станешь магной. А если нет, то надо готовить себя к тому, что надо «пидориться».
Что делается для того, чтобы живот ушел быстро:
- уколы окситоцина для стимуляции маточных сокращений
- Грудное Вскармливание !!! ничто так не приводит в форму и не поддерживает в форме как ГВ. ГВ – это естественный способ выглядеть хорошо и стать снова красивой. Во время стимуляции сосков выделяется окситоцин, матка сокращается (это больно)
Если женщина кормит грудью, она правильно питается. Процесс ГВ поддерживает ее в форме и не дает толстеть (я не беру в расчет тех, кто жрет как слон и за двоих, а не для двоих).
- гимнастика и зарядка для пресса. – после КС особенна важна гимнастика. – укрепляющая и восстанавливающая, и впоследствии упражнения для пресса
- бандаж, утягивающее белье – это не только коррекция фигуры, но и воздействие на матку
- сон на животе – через боль, через не могу. Баранова попросила меня лечь на живот в первый день. Ночью я так же легла на живот и проспала так несколько часов (проснувшись, я не смогла перевернуться без посторонней помощи, но это уже частности).

Мой живот выглядит не очень, хотя прошло достаточно времени, раньше мне плакать хотелось, когда смотрела на себя в зеркало. Теперь у меня два шрама, и верхний, то есть последний длинный и кривой. У многих шрам от КС выглядит аккуратно, но мой – нет, виновата в это сама, а так же мой заветный животный жиррр. Он у меня есть - лишний жир на животе, и я тут не кокетничаю. Он у меня всегда был, иногда он становится меньше иногда больше, но он там есть, и разрезы сделали в нем. Теперь над двумя шрамами еще больше нависает бесполезный живот. Будто за ниточки потянули, и часть живота засборилась, а остальное на месте.

Кожа растянувшаяся уходит, но ей так же надо заниматься Чем больше возраст у женщины тем больше усилий надо приложить, чтобы убрать кожу. Я собираюсь делать массаж, скрабы и обертывания. Если у кого есть какие мысли, готова выслушать.

Поэтому я всегда говорю: «Девушки, держите себя в форме ДО, тогда после не надо будет так сильно пидориться». После родов действительно сложно заниматься формами (не из-за гормонов и других мифических причин, а из-за лени и моральных состояний), тем более если до беременности результаты были не супер какие прекрасные.

Про половые органы ничего сказать не могу – я рожала не через них, так что у меня минимум травматизма с ними. Там произошли какие-то изменения: вторжение рук изменило кое-что, но незначительно, не фатально, то есть можно сказать, что никаких изменений нет.

За время беременности к половым органам постепенно приливает кровь, поэтому некоторые «составляющие» могут чуть увеличиться и изменить цвет на более насыщенный и агрессивный. После родов внешний вид снова становится спокойным и аккуратным.

В первые дни я очень радовалась когда щупала себя за бока. Я худая, - и это знание теплом разливалось по мозгу. Но бурдюк – да, это меня выбивало из колеи. Сейчас, спустя месяц он гораздо меньше, конечно же. Я почти в норме. Не считая того, что надо качать пресс и заниматься кожей. Мои размеры в норме, бурдюк есть, шрам сначала выглядел ужасающе, теперь он сильно сравнялся и стал полоской, а не рваной раной с краями внахлест.
В прошлый раз он горел огнем и болел сильно, сейчас только легкие дискомфорты, постреливания, но все терпимое, все даже такое, что паниковать волноваться и замечать сил нет, и смысла нет.
После операции он выглядел хуже, чем сейчас. Он неровный, правый край резко изгибается и уходит криво вверх. Края сравнялись, стало похоже не на шрам, а на шов, как при шитье. Первое время мне было страшно туда смотреть.

продолжение и фотографии в следующем посте, там же можно будет прокомментировать
Читать далее