Оригинал взят у catherina в Гордость и предубеждения

"И тогда мы стали держать друг друга за руки, мы все объединились, мы встали в такую цепочку и стали кричать: "А как же мы, нас возьмите, мы что -- не люди?" А нам говорили, что наш консул где-то на подъезде и он сам с нами будет разбираться. А потом всех увезли, а нас оставили и мы даже не знали, где мы и где все остальные".
Подробности того, что было до того, как их оставили вплетались в рассказ об отчаянии, холоде и голоде, в котором их оставили.
Я как-то рассказывала, какое дикое впечатление на меня в детстве производила могила девочки Наташи Несчастных, похороненной вместе с бабушкой через тропинку от могилы моего дедушки. На фотографии на памятнике Наташа с бантом во всю голову улыбалась накануне летних каникул. В каникулы они отправились путешествовать на теплоходе "Адмирал Нахимов". Наташа с бабушкой погибли. И половину детства, приходя на могилу к дедушке, я ни о чем не могла думать, кроме как о Наташе с бабушкой. Как они там... В темной холодной воде. Как это, тонуть вместе с огромной железякой.
Женщина из-за стюардессиной шторки рассказывала о том, как надевали жилеты, как висела в воздухе шлюпка, как они карабкались, как кидали младенца возраста Гошана сверху в почти опустившуюся шлюпку. Как они спасались. Как кто-то из команды был героем, а кто-то подлецом. Как кто-то из пассажиров был Человеком и взял на себя почти что капитанские полномочия, руководил всеми, помогал, младенца того же прицельно бросал в шлюпку, а сам потом куда-то пропал. А кто-то другой отпихивал всех и прорывался первым. "Это так страшно, так страшно -- борьба за жизнь", -- монотонно говорила женщина. "Но ведь мы спаслись, нас подобрали, а потом мы стали людьми второго сорта. Я не хочу больше быть гражданином РФ", -- вдруг официально сказала она. И это было чуть громче, чем все монотонное и ужасное, что она говорила до этого.
Я, честно говоря, не знала вообще никаких подробностей того, что было после катастрофы. Я читала газету итальянскую про ужасную гибель этого Годаровского корабля. Там об этом не было. Мне было страшно, мне было не по себе, мы жили километрах в пятидесяти от этого места и неделей раньше были примерно в тех прибрежных краях. Но я ничего не знала про этих вот людей, которые спаслись и которых потом забыли.
Гошан спал. Я слушала женщину из-за занавески и в ее рассказе становилось все меньше подробностей того, как они тонули и как их спасали и все больше того -- как их потом бросили. Она говорила: "Там были люди из совсем богом забытых стран и их правительства так обрадовались, что они спаслись, что послали за ними самолеты, их встречали как героев, их немедленно доставили на родину, а мы оказались никому не нужны". Она не искала причин того, почему все так вышло. Она несколько раз рассказывала, как одно печенье делили нанескольких детей.
Потом мы пошли с Гошаном в туалет. И, заглянув за стюардессину занавеску, я увидела женщину лет пятидесяти, светловолосую и обыкновенную. Она сидела с двумя стаканами: виски и корвалолом. И рядом с ней сидела заплаканная стюардесса. Стюардесса была моей знакомой. Я с ней много раз летала раньше. Стюардесса потом подошла и извинилась, говорит, простите, она, наверное вас беспокоит. Нет, говорю, что вы. Стюардесса говорит: "Понимаете, ей надо выговориться". Понимаю. "Мы когда собирались в рейс, -- говорит стюардесса, -- по телевизору сказали, что будут отправлять из Рима пострадавших. Я как-то была готова. Я думала, что их всех вместе отправят. А сказали, что мест мало, что надо решить с покупкой билетов. И вот женщина эта переживает, что они уже летят, а люди там -- еще ждут и непонятно когда дождутся. И мне так перед ней стыдно". Мне тоже стало стыдно.
Потом мы прилетели. Эту женщину, ее мужа, еще двух женщин встречали много камер и репортеров. Цветов не было.
Я очень не люблю говорить на одну тему, но в этот раз скажу.

Когда началась Грузино-Абхасская война (мне было 7 лет), мы жили в Сухуми. Многие наши сосели и коллеги по работе родителей уехали в первые недели боевых действий. Это были греки, эстонцы... За ними из их стран (хотя по сути они не являлись гражданами тех стран, а принадлежали к ним только по национальному признаку) присылали самолеты, приходили корабли.

Из соседней России, до которой ехать по дороге или плыть по морю 2-3 часа, за русскими даже плота не прислали!
Т.к. мой отец был уважаемым врачом в республиканской больнице, ему удалось с кем-то договориться и нас (маму, брата и меня) рано утром, еще на рассвете, подсаживали на грузовой корабль. Помню мы плыли в трюмах, на мешках с зерном (сейчас думаю, что кукурузным). Там были еще люди. Тогда мы смогли добраться до Сочи.

Это был 1992 год. И тогда русский народ не был нужен России. И сейчас ничего не изменилось.


Мама сумела вывести нас в Алма-Ату и оставила у бабушки с дедушкой. В 1994 году мы смогли вернуться к родителям, в немного побитый снарядами дом. почему вернулись? Потому чтго и в тот момент мы были никому не нужны в России.
получить статус беженцев нам никогда так и не удалось. И хорошо. Сейчас кажется, что он унизителен, а никаких привилегий не дает.
Получить гражданство РФ и переехать в Сочи нашща семья смогла в 1996 году, на деньги родственников. Они прислали на 300$, которые решили нашу судьбу. А кому и дальше интересно, то жили мы в Сочи у папы на работе 2 года. Он - патологоанатом. Жилья нам так и не предоставили.

И я тоже очень давно уже не хочу жить в России.


Читать далее