из воспоминаний "Полторы комнаты"
И.Б. о матери Марии Вольперт
29.
Мы звали ее Маруся, Маня, Манечка (уменьшительные имена, употреблявшиеся ее
сестрами и моим отцом) и Мася или Киса -- мои изобретения. С годами последние
два получили большее хождение, и даже отец стал обращаться к ней таким образом.
За исключением Кисы все они были ласкательными производными от ее имени Мария.
Киса, эта нежная кличка кошки, вызывала довольно долго ее сопротивление. "Не
смейте называть меня так! -- восклицала она сердито. -- И вообще перестаньте
пользоваться вашими кошачьими словами. Иначе останетесь с кошачьими
мозгами!"
Подразумевалась моя детская склонность растягивать на кошачий манер
определенные слова, чьи гласные располагали к такому с ними обращению. "Мясо"
было одним из таких слов, и к моим пятнадцати годам в нашей семье стояло
сплошное мяуканье. Отец оказался этому весьма подвержен, и мы стали величать и
обходиться друг с другом как "большой кот" и "маленький кот". "Мяу", "мур-мяу"
или "мур-мур-мяу" покрывали существенную часть нашего эмоционального спектра:
одобрение, сомнение, безразличие, резиньяцию, доверие. Постепенно мать стала
пользоваться ими тоже, но главным образом дабы обозначить свою к этому
непричастность.
Имя Киса все-таки к ней пристало, в особенности когда она совсем состарилась.
Круглая, завернутая в две коричневые шали, с бесконечно добрым, мягким лицом,
она выглядела вполне плюшевой и как бы самодостаточной. Казалось, она вот-вот
замурлычет. Вместо этого она говорила отцу: "Саша, заплатил ли ты в этом месяце
за электричество" Или, ни к кому не обращаясь: "На следующей неделе наша
очередь убирать квартиру". И это значило мытье и натирку полов в коридорах и на
кухне, а также уборку в ванной и в сортире. Ни к кому не обращалась она потому,
что знала: именно ей придется это проделать.
*
все пишут "С днём рождения!", у меня как-то не получается так
сформулировать.
но наверное можно себя поздравить с тем, что такой Поэт существует в нашей
культуре и нашем сознании.
*
Наклонись, я шепну Тебе на ухо что-то: я
благодарен за все; за куриный хрящик
и за стрекот ножниц, уже кроящих
мне пустоту, раз она -- Твоя.
Ничего, что черна. Ничего, что в ней
ни руки, ни лица, ни его овала.
Чем незримей вещь, тем оно верней,
что она когда-то существовала
на земле, и тем больше она -- везде.
Ты был первым, с кем это случилось, правда?
Только то и держится на гвозде,
что не делится без остатка на два.
Я был в Риме. Был залит светом. Так,
как только может мечтать обломок!
На сетчатке моей -- золотой пятак.
Хватит на всю длину потемок.
"Римские элегии" 1981
Читать далее
Комментарии: Добавить комментарий
Пока нет комментариев.
Добавьте ваш комментарий:
Чтобы оставить комментарий вам нужно войти на сайт или зарегистрироваться.