Меня в последнее время радует, как активизировалась киношная жизнь на нашем сайте, сколько новых рецензий появляется. И главное, она, жизнь, плавно перетекла и в реальность – по крайней мере, у вас в столице (страшно жалею, что не могу попасть на «открытые кинопоказы»). Но, в общем-то, и у нас на краю цивилизации, на берегу великой реки Волги, каждый сентябрь также развивается свой кинопроцесс – фестиваль документальной драмы «Саратовские страдания».

Я вот тоже теперь известный кинематографист, ну, может, вы видели на i-worker.ru наш фильм из черно-белых фотографий «Свои девяностые»? Он тоже участвует в конкурсной программе. Так что теперь я известный, повторяю, кинематографист: хожу, важничаю, ругаюсь, общаюсь с мэтрами.

С Кирой Георгиевной Муратовой на днях пообщался. Правда, не лично, а публично, во время ее мастер-класса для студентов Саратовского государственного университета. Ну, а что нам, кинематографистам, скрывать? Правда, своими вопросами я заслужил среди публики репутацию «сумасшедшего студента с галерки». Ну так, какие наши годы!.. Тем более что и вопросы мои были не простые, а специальные. Это был своего рода питчинг начинающего кинематографиста. Кстати, вы знаете, что такое питчинг?

Вот и Кира Георгиевна не знала. А между тем, в недавно опубликованном интервью Кшиштофа Занусси, мастер говорит, что российским сценаристам крайне сложно пробиться к режиссерам, потому что сегодня сценариев никто не читает, и им желательно активно использовать питчинг. И дальше следует объяснение, что питчинг – это краткий пересказ сценария, буквально в пять минут, демонстрация фотографий с предполагаемыми раскадровками, ну и короткий видеоролик.

Оказалось питчинги Кира Георгиевна не признает. Она не любит знакомиться со сценаристами до прочтения сценария: «Можно попасть под обаяние личности или, напротив, под антиобаяние. Я читаю сценарии, отпечатанные на машинке, когда мне их оставляют на студии или присылают по почте. Очень часто с первой страницы можно понять – твой это сценарий или не твой».

Ну, насчет машинки, я думаю, Кира Георгиевна сказала для красного словца; наверное, и на принтере можно отпечатать. Но насчет того, что не любит знакомиться с автором до прочтения сценария, совершенно точно. Эта привычка Муратовой послужила поворотной точкой в судьбе Ренаты Литвиной. «Ведь Рената закончила сценарный факультет ВГИКа, и мне одна знакомая принесла ее сценарий. Он мне понравился, но я поняла, что это не мой сценарий. А когда на каком-то кинофестивале увидела Ренату и подошла объяснить, почему так вышло, то через несколько минут разговора поняла, что ее необходимо снимать».

После фильма «Увлечения» (помните, наверное, медсестру, которая скальпелем линию жизни прочерчивала?) Рената, как говорится, проснулась знаменитой актрисой. «Кстати, монологи медсестры Рената писала сама», – напомнила Кира Георгиевна.

И вот эта история с Ренатой так взволновала аудиторию, что какая-то милая девушка с детской непосредственностью спросила, а как же попасть в кино. И у кого нужно учиться, чтобы стать таким гениальным режиссером?..

На что получила такой же непосредственный ответ. «Я не знаю… Дело в том, что я училась на курсе Сергея Аполлинарьевича Герасимова. Таких педагогов сегодня больше нет. Возможно, вы меня идеализируете, я довольно узкий, как мне кажется, режиссер. И как человек оптимистического склада по натуре своей (по природной натуре – не по уму, а по органике), я всегда сложно ищу, но нахожу оптимистические объяснения тому, как складывается моя жизнь. Я нравлюсь не многим, как Моцарт. Я думаю, что каждый режиссер снимает только то, что может. Я, к примеру, хочу понравиться в первую очередь себе. Я бы, конечно, желала нравиться всему человечеству, чтобы все валили в кинотеатры, все были счастливы смотреть мои фильмы… Просто одни режиссеры шире по своему дарованию, другие – уже».

Пока шел мастер-класс, Кира Георгиевна неоднократно сравнивала себя с Моцартом и Бетховеном; однако в своих фильмах она явно старается не злоупотреблять классической музыкой, потому что «та порой чересчур глубока, насыщенна и, увлекаясь ею, зритель перестает воспринимать картинку». А в «Мелодии для шарманки» Муратова использовала песни Земфиры просто потому, что как сама призналась, «любит ее творчество».

Если вы не еще видели, посмотрите «Мелодию для шарманки», а я для затравки сейчас питчинг фильма сделаю, за пять минут. Безусловно, это сказка для взрослых с трагическим, но логичным финалом. Как говорит сама Муратова, она «любит эклектику, любит, когда два или даже три в одном», то есть когда художественность размешивают с документалистикой, а комедии – с драмами.

Но в этот раз ее «потянуло на вечненькое», она сняла грустнейшую историю по мотивам детской трагедии «Мальчик у Христа на елке», но на фоне «человеческой комедии» положений а-ля дель арте, и в наши дни.

В общем, классика подобного жанра: маленькие дети, брат и сестра, попавшие в сложнейшую жизненную ситуацию после смерти матери. Брата собираются определить в детский дом для умственно отсталых в Кременчуге, а сестру отправляют в Полтаву, потому что там нужны девочки. В рождественскую ночь дети отправляются искать своих отцов. Герои взрослой комедии крутятся в потребительском круге «деньги-товар-деньги», попадают в смешные ситуации, когда очень много пьют, очень много жрут, очень много тратят бабок. Совершают абсурднейшие поступки, выпендриваются друг перед другом, поют дурными голосами, читают стихи в сортирах; а герои детской трагедии все больше увязают в тяжелых жизненных обстоятельствах, ведущих их к гибели.

Причем, чем смешнее положение в комедии, тем трагичнее ситуация в детской трагедии. Собственно, на этом противоречии и построен фильм, в нем заключен такой мощный чувственный заряд, что на половине картины горло начинает сводить судорогой от желания разрыдаться, а в финале думаешь, что самым честным в этом мире было бы достать пояс шахида, да и замкнуть клеммы…

Я, кстати, спросил у Киры Георгиевны, рассчитывала ли она на такую зрительскую реакцию. Оказалось, что нет, по ее мнению замыкать клеммы бессмысленно, социум такой же, как и был. Человеческое общество не прогрессирует. «Человек – это две руки, две ноги, два глаза и желудок… В отношении прогресса человеческого общества я пессимист. Помните, как в Германии: Моцарт, Бетховен, философы… Р-р-раз – концлагерь! Когда человек долго переходит улицу всё время на зеленый свет, а на красный – стоит, в конце концов, это ему надоедает. И он хочет стать зверем, и ничего тут не изменишь».

То есть эта история вечна и повторяется из века в век. И будет повторяться. Страшноватая перспектива, особенно из уст «природного оптимиста», хотя «духовной прогресс отдельной личности» Кира Георгиевна допускает. Но может быть в этом и есть настоящая миссия Муратовой: напомнить «отдельным личностям», способным к духовному прогрессу, что такое страдание, или попытаться вовлечь их в сострадание.