«Здравствуйте, я – коренная москвичка и не хочу больше ни на кого работать в Москве, не хочу никуда наниматься». Так бы я начала речь на собрании Общества анонимных фрилансеров, если бы оно существовало. Впрочем, почему бы не создать его, время же есть?

Буквально на днях я уволилась с работы, потому что я и нормированный график – несовместимы; потому, что я «слишком общительна» (по словам старшей коллеги) потому, что у меня был очередной нервный срыв – аккурат после отпуска; потому, что начальницу устраивают мои тексты, а я в офисе – скорее нет, чем да. Логичное завершение штатной работы в идеальной для меня газете. Недаром же она называется «Работа для вас»...

Я довольно-таки давно поняла, что работа в Москве для меня – что-то из разряда фокуса а-ля Гудини. Именно поэтому я начала карьеру в сфере мелкого частного предпринимательства – спекулировала жвачкой в первом классе (эх, лихие 90-е!) и даже неплохо «наварила» на этом – через 8 лет хватило на качественный спальник и фонарик, когда я собралась в горный поход… Но, мы же понимаем – это всё баловство. А первая настоящая работа, как первая любовь, не забывается.

Стажер в «журнале, без которого будет невозможно представить Москву» (такую амбициозную задачу ставил создатель, идеолог и первый главный редактор журнала «Большой город» Сергей Мостовщиков)… Я пришла туда только потому, что была наслышана о высоких гонорарах, а когда всю команду Мостовщикова расформировали через полгода, не могла никуда писать месяцев пять. Там я научилась письменно излагать свои мысли, спать в офисе или на автобусной остановке, переписывать один текст по десять раз, а также пить крепкий кофе без молока и коньяк без спазмов лица и горла.

Да, «зажравшейся москвачке» (таких, как я, так часто величают на форумах), которой до дома от Кремля минут двадцать прогулочным шагом, была нужна такая работа, похожая на цыганский табор, мастерскую художника и секту одновременно. А сколько я зарабатывала…Ну, я же училась и жила у папы и мамы. Я иногда даже забывала снять деньги с карточки.

Тогда мне казалось, что я знаю о работе в Москве всё. Нужно просто отдать себя без остатка любимому делу, и тогда тебя ждет успех. И тогда тебе, возможно, позволят писать не новости, а так называемые «фичерсы» – тексты на 40 000 знаков, красивые и пространные (а какие высокооплачиваемые!). По этому принципу работали Сергей Мостовщиков, редактор отдела новостей Игорь Надеждин, мой учитель, можно сказать, сенсей, и многие другие коллеги. Но…вот незадача, всю команду разогнали на моих глазах. Причины какие-то мутные – личная ссора, да еще и журнал не окупается...

В общем, я осознала, что не знаю о работе чего-то принципиально важного. Например, того, что любая работа в современном мегаполисе – дело сугубо временное. «Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвертая мерещится…» – пожалуй, именно так нужно относиться к своей «службе», и именно так будут относиться к вам.

Молодые люди и девушки, которые таким образом подходили к своей занятости, да еще и имели крепкую голову на плечах, продвигались на удивление быстро. Помню я одного паренька-программиста из городка Дюртюли под Уфой, который снимал квартирку возле станции метро Перово и спал на полу, а сегодня может работать в любой точке мира, а снимать жилище предпочитает в Сан-Франциско. Знаю еще одного молодого человека, который в школе перебивался с «троек» на «четверки с минусом», и также проучился в ведущем вузе страны на платном отделении, но в силу этой своей прохладной деловитости к 26-ти годам зарабатывает порядка трех тысяч долларов в месяц.

Фактически в Москве нужно флиртовать с работой. То есть страстно добиваться ее таким образом, чтобы никто, и в том числе она, Работа, не заподозрили, что она вам нужна. По-настоящему нужна. Что это – смысл вашей жизни.

Сохраняя хладнокровие, я писала для нескольких газет преимущественно о культуре и карьере молодых специалистов до собственного выпускного курса. Более того, мне удалось стать настолько «теплохладной» по отношению к делу, что я писала в лучшем случае одну статью в полтора месяца.

Спустя непродолжительное время после получения диплома под ощутимым нажимом родителей я начала судорожно искать постоянную работу и нашла нечто. Контора располагалась в запутанных казематах Киностудии им. Горького и называлась «Мейк-Арт», руководил ею некто Игорь Калёнов. Род занятий компании – производство преимущественно молодежных телепрограмм, в основном для канала «Столица». Меня призвали быть редактором, писать закадровые тексты и сценарии. Вроде бы не бог весть что, но меня привлекло то, что продюсером всего происходящего был Сергей Ильин-Козловский, молодое и уже довольно известное дарование с Первого канала, который сразу задал «продукту» высокую планку.

Я решила, что многому научусь, заведу полезные знакомства и, в общем-то, не ошиблась. Во-первых, я познакомилась с тем, что представляет собой действительно ненормированный рабочий день. Первое время редакторы приходили «в офис» к одиннадцати, а уходили в десять вечера. Потом – приходили в одиннадцать, а уходили в полночь. Затем прийти на работу можно было и в полдень, а уезжала я на машине около трех часов ночи… Но мне объяснили, что на телевидении (а тем паче в «старт-ап» проекте) это совершенно нормально.

Поговорим лучше о круге обязанностей. За две недели своей работы, я успела написать немало закадровых текстов для ведущих, а также стопочку сценариев; отыскать бесплатных актеров для постановок и бесплатное место для съемки (у меня дома, больше ведь негде); найти реквизит, ассистировать оператору, привлечь дополнительных работников для компании и быть уволенной с формулировкой «вы не укладываетесь в график и вообще профнепригодны». Не получив при этом от непосредственного начальства ни одного серьезного замечания, зато много серьезных поощрений.

Почему это случилось со мной? Может, потому, что я до спазмов за ушами влюбилась в того самого продюсера с Первого... Он напоминал мне льва, которого изматывают гиены. Измывались над ним по единственной причине: он отказывался, продавая свой труд, продать свое представление о том, какой должна быть действительно хорошая молодежная телепередача. И еще он не собирался коммуницировать с начальством так, как это принято у нас в России. С поклоном на шестнадцать подскоков, потупив взор. А как иначе, ведь ему заплатили ДЕНЬГИ?! Кстати, уволили его раньше меня. Вошла девочка-супервайзер, приятельница кого-то из начальства, и сказала нам, подчиненным, указывая на его кресло: «С сегодняшнего дня вот это здесь больше не работает». Не знаю, заплатили ли Сергею Владимировичу положенное, но мне «Мейк-Арт» не заплатил ни гроша.

«Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня». Точнее нет. От бедствий я на время стала не Маргаритой, а Ваней Бездомным. Но к началу следующего года все как-то пришло в порядок, и мне даже померещилось, будто я поняла, как работать в Москве. Поняла даже раньше Леонида Парфенова, который в своей знаменитой ныне речи на вручении премии имени Влада Листьева сказал о том, что журналист уже ответственен не перед читателями или зрителями, а перед начальником своего начальника. В принципе это верно далеко не только для журналистской братии, а фактически для всех специалистов города. Так вот. Я стала стремиться попасть туда, где у меня будет приятный профессиональный начальник, у которого, в свою очередь, начальника не будет.

А еще я поняла, что нельзя любить свою работу. «Музыку нужно писать так же, как сапожник шьет сапоги», – эту мысль приписывают Чайковскому. Возможно, именно такой подход и можно назвать настоящим профессионализмом, а не мой маниакально-депрессивный труд.

Вскоре я нашла компанию, идеальную для работы в моем довольно вялом состоянии. Издательский дом «Принт-Медиа»: камерная обстановка, высокообразованный и дружелюбный коллектив, не слишком напряженный темп работы. Я восстанавливала силы, словно Беатрикс Киддо в «Убить Билла», которая говорила себе, лежа в «Шмаровозке»: «Шевельни большим…шевельни большим пальцем. Хорошо. Теперь шевельни остальными».

Но вечно восстанавливаться нельзя. Это стало ясно во время кризиса, когда руководство компании потеряло возможность «содержать» меня в штате. Как и многие другие коллеги, я «фрилансила» почти год, проникаясь новой идеей: экономика – это стихия, которая в любой момент может сбросить тебя «девятым валом» с борта корабля в открытое море. И то, на каком ты счету у руководства, большого значения не имеет.

Фатализм приводит либо к «углублению» депрессии, либо к преобладанию игрового подхода к жизни. Поскольку жить и работать все-таки хочется, со мной произошло второе. Когда я увидела открытую вакансию в газете «Работа для вас», мне показалось, что получить это место было бы очень даже здорово. И я не ошиблась – коллектив приятный; компания крупная и стабильная, пережившая немало экономических «штормов»; с начальником вроде бы полное понимание. И я стала писать о том, как искать работу. Еще в «Принт-Медиа» я увлеклась этой темой – кто о чем, а лысый о расческе. Я писала шутливо и цинично, разумно и по-детски и мне казалось, что я могу продолжать делать это бесконечно.

Похоже, я даже разобралась в своей мотивации. Работая, я просто хотела «поговорить об этом». Когда все время пишешь о работе, кажется, что на самом деле ты все еще ищешь ее. Это все равно, что с мужем все время беседовать о том, как познакомиться с идеальным мужчиной. Ты вроде бы еще и не замужем вовсе…

Но рано или поздно тайное становится явным. «Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня». Осенью я взяла отпуск, но это не помогло, поскольку 6 ноября избили Олега Кашина, а я с известных пор не выношу, когда гиены избивают льва. Я не спала целую неделю, а на восьмой день начались странные видения. Однажды я вышла на обеденный перерыв, пошла в любимый японский ресторан – а что еще может есть «зажравшаяся москвачка» – и увидела, что за соседним столиком сидит человек, очень похожий на Олега. И плачет. Я подошла к нему, поблагодарила и отпила из бокала красного вина, который стоял перед ним. Он ничего мне не сказал. Только спросил: «За что?». В смысле – за что мое «спасибо»…

«Здравствуйте, я – коренная москвичка и не хочу больше ни на кого работать в Москве, не хочу никуда наниматься». Мне бы очень хотелось, чтобы вы, «уважаемые присяжные женского и мужского пола», были мягче ко мне, осуждая за тунеядство.

Ирина Толстикова