Нашему герою Артему 20 лет, он студент третьего курса философского факультета МГУ. Как и все студенты, с первого года обучения стал искать подработку. Но традиционные занятия молодежи крупных городов – репетиторство или, скажем, официантство – ему не подошли. Вот уже полтора года Артем работает могильщиком на одном московском кладбище.

– Артем, считается, что на кладбище трудно попасть «с улицы», если ты не «клиент», конечно… Как тебе удалось вписаться в штат?
– А я до сих пор не в штате. Поскольку я учусь на вечернем отделении, а похороны традиционно проходят в первой половине дня, я почти всегда могу приехать на кладбище, которое находится недалеко от общежития, именно тогда, когда нужны дополнительные рабочие руки. Что касается штата, то здесь и правда предпочитают проверенных людей, но я, если честно, никогда особо не вникал в этот вопрос. Меня устраивает и «фрилансерство».

– Как тебе пришло в голову заняться именно этим?
– Полтора года назад я хоронил близкого друга. На похоронах был в каком-то трансовом состоянии, никак не мог прийти в себя. Когда гроб опустили в яму, и появилась кладбищенская бригада с лопатами, я вдруг отчетливо понял, что если немедленно сам не возьмусь за инструмент, то буквально взорвусь. Мне нужно было отвлечься простой механической работой. Немедленно. И я попросил одного мужика уступить мне лопату за 200 рублей. Тот сопротивлялся недолго. И я закапывал, и мне было наплевать на то, как на меня смотрели другие присутствующие. На следующий день я вернулся на кладбище с утра, зашел к администратору и сказал, что хочу работать, оставил свой телефон. Потом и на следующее утро пришел, в общем, где-то дня четыре демонстрировал упорство. Вот и все уловки.

– Ты по-прежнему снимаешь там стресс? Или какие-то другие причины появились?
– Сначала – мне действительно была нужна физическая нагрузка на свежем воздухе, такая, чтобы можно было отключиться от всего. А потом я стал видеть в этом и другие смыслы, причем понимание пришло ко мне не на кладбище, а в крымской археологической экспедиции, куда я отправился на лето. Мы исследовали один древний могильник, и тут я остро осознал, что каждое действие человека – это раскапывание собственной могилы. Жизнь – бытие к смерти, Sein-zum-Tode, как писал Мартин Хайдеггер. Мои работы – археолог-любитель летом и могильщик в остальное время – помогают мне ощущать мою конечность и мое существование более остро, чем, думаю, любая работа в офисе. Исключение – творчество, написание текстов, которые по сути своей сопротивляются энтропии Вселенной.

– Ты делился со своими коллегами по кладбищенской карьере своим видением этого поприща?
– Только с одним, и он на все сто поддержал меня. А вообще учить жизни – не мое. Каждый должен сам проникать в смыслы своей деятельности. Или в их отсутствие.

– Как отреагировали твои близкие, когда узнали, чем ты занимаешься?
– Родители относятся с юмором. «Работа-то на воздухе, работа-то с людьми» – в этом духе. Некоторые друзья считают это своего рода выпендрежем, этаким толстовским опрощением. Девушки, с которыми я знакомлюсь, пугаются, но вообще я стараюсь все это не анализировать. Я считаю, что взрослый сознательный человек должен научиться пресекать размышления о том, что о нем скажут другие. В противном случае всю жизнь только об этом и будешь думать.

– Каких трудностей ты не ожидал, когда только начинал работать?
– Ну, я предполагал, что будет болеть спина, но чтобы так сильно!.. Зато это сподвигло меня продолжить занятия йогой. Еще на кладбище очень холодно. Конечно, согреваешься, когда работаешь, но вот если приходится ждать… Так что теплой одежды в моем шкафу прибавилось.

– Сколько тебе удается заработать в месяц?
– По-разному. Я получаю часть той суммы, которую получает бригада могильщиков после завершения своей работы от организаторов похорон. Это аналог чаевых в ресторане. В среднем – от 500 до 1000 рублей за одну могилу. «Тощий» месяц – это где-то 12 000 рублей, «тучный» – порядка 27 000 р.

– Какие люди работают с тобой? Есть мнение, что это обычно деклассированные, спивающиеся личности.
– Среди могильщиков кладбища, на котором я работаю, два бывших алкоголика, которые твердо решили завязать. Один бывший спортсмен-тяжелоатлет. Два человека с очень сильными дефектами речи и очень слабым развитием интеллекта, скажем так. Один шизофреник на таблетках. Попивающих трое, но это не алкоголизм. По большому счету они так же, как я, хотят выполнять простую и осмысленную работу. Наверное, могли бы и бумажки перекладывать или продавать что-то. Но зачем?

– Тебе было трудно вписаться в коллектив?
– Там нет такой задачи. Меньше слов, больше дела. Желающие проявлять свою коммуникабельность не идут работать на кладбище.

– Среди могильщиков бытуют какие-то профессиональные приметы?
– Самое главное – когда копаешь, то нельзя наступать ногой на лопату. Это сильно усложняет дело, многие, конечно, иногда игнорируют это правило, но вообще к нему относятся с уважением.

– Ты можешь себе представить, что проработаешь могильщиком до пенсии?
– Если честно, надеюсь поступить в аспирантуру и со временем стать преподавателем истории философии. Но то, чем я сейчас занимаюсь, дает мне большую опору. Моя жизнь не пройдет зря, если я останусь на своем месте.

Ирина Толстикова