Этого писателя-фантаста мы получили из Америки еще в те времена, когда наша страна называлась СССР. И, получив, полюбили его на годы. «Карьеру» ему сделали советские издатели, переводчики и редакторы, выбирая из множества написанных им произведений самые-самые лучшие. Так что в пору, когда этот писатель был полузабыт у себя на родине, он оставался популярен здесь по-прежнему.
Приехав впервые в Россию несколько лет назад, фантаст был поражен, обнаружив, что остановивший его автомобиль простой петербургский гаишник знает его имя и просит автограф; гость даже полушутливо-полусерьезно выразил желание переехать сюда насовсем. Но скоропостижная кончина сломала все дерзкие планы...
Американский автор польско-еврейского происхождения Роберт Шекли (Robert Shekley) родился в Нью-Йорке в 1928 году, служил в Корее, окончил Нью-Йоркский университет, первый свой рассказ опубликовал полвека назад, как автор фантастико-сатирических новелл прославился на родине в 60-е годы – его лучшее время.
Наш читатель впервые познакомился с Шекли тоже в начале 60-х, в годы хрущевской «оттепели», когда первые его рассказы появились в периодике и сборниках. Настоящую же славу на родине едва не победившего социализма принесли фантасту сборники, выпущенные в СССР, – «Паломничество на Землю» (1966, издательство «Мир», серия «Зарубежная фантастика») и шестнадцатый том «БСФ» (1968, издательство «Молодая гвардия»). Именно после выхода этих книг Шекли был признан у нас едва ли не самым блестящим заокеанским фантастом, а его новеллы и рассказы – будь то «Страж-птица» или «Абсолютное оружие», «Обмен Разумов» или «Я и мои шпики» – были прочитаны всеми, кто хоть мало-мальски интересовался НФ (а также теми, кому были не чужды сатирические жанры).
Разумеется, не следует думать, что издавать Шекли в СССР было так уж просто. Хотя в произведениях американца имел место социальный критицизм, порой трудно было избавиться от «неконтролируемых аллюзий»: метивший в родные пороки – тупость и алчность чиновников, косность, ксенофобию, бюрократизм, – писатель по касательной задевал и наши собственные беды, не ограниченные дураками и дорогами. Недаром один из наиболее едких романов Шекли, «Хождения Джоэниса», не переводился на русский более четверти века. Примерно такая же судьба ожидала и его «Координаты чудес».
Роман о приключениях «среднего американца» Тома Кармоди среди галактик и в параллельных мирах был написан в 1968-м году, фрагментарно переведен на русский в 1973-м (в журнале «Химия и жизнь»), но время полного книжного издания пришло лишь в годы перестройки и гласности.
Уж не знаем (а теперь и не узнаем), что смущало цензоров в истории путешествий Кармоди. Вероятно, наглая веселая легкость, с которой автор микшировал времена (динозавры здесь были подобны затурканным американским обывателям); пренебрегал законами природы и литературными условностями; дерзко вводил Создателя в качестве эпизодического персонажа и буквально на пальцах объяснял, из какого сора допотопный подрядчик лепил нашу Землю и из каких оговорок и парадоксов рождалось то, что впоследствии стало человеческой этикой. В финале главный герой делал выбор между опостылевшей жизнью клерка и судьбой вечного скитальца по измерениям, отправляясь в путешествие...
Продолжатель традиций Вольтера, О. Генри и Хаксли, Шекли никогда не был фантастом глубокомысленно-серьезным – то есть он не был изобретателем непротиворечивых миров, выстроенных по строгим законам логического правдоподобия. Конечно, грамотные исследователи НФ могли вычленить из его многочисленных текстов оригинальные философские концепции (одной «Цивилизации статуса» могло бы хватить на докторскую), однако писатель был традиционно силен именно своими безбашенностью, нахальством, отвязностью и шутовством – не переходящим, однако, в злое юродство.
Шекли был непафосным автором. Нонконформизм он часто возводил в абсолют, любая укоренившаяся иерархия могла стать объектом издевки – недаром в рассказе «Ритуал» туземцы, считая богами гостей из космоса, способны были почтительно уморить их голодом и жаждой.
Писатель обожал фабульные перевертыши, с наслаждением ставил все с ног на голову, выворачивал миры наизнанку и строил приоритеты не по ранжиру, но по мановению своей левой пятки. Любимейшими его героями оказывались фрики и лузеры, самыми распространенными ситуациями – идиотские, причем наиболее изящный выход из положений мог найтись лишь в том единственном случае, если идиотизм удавалось не преодолеть, но усугубить. Звездолеты у Шекли «собирались» из мыслящих существ, демоны в мирной жизни занимались страховым бизнесом, лотерейный приз дерзко хамил своему обладателю, спасательная шлюпка превращалась в психоаналитика, а бедняга Бен Бакстер был обречен: он умирал трижды и каждый раз по какой-то иной причине, чем раньше.
В лучших произведениях фантаста не было ни уюта, ни покоя. Все трагикомически не срасталось, разумные существа теряли остатки разума, неодушевленные предметы вели себя, как обкуренные панки, и даже сам Создатель Вселенной ненароком признавался, что хотел он как лучше, но получилась всегдашняя фигня... Словом, Шекли был верен своей репутации насмешника, парадоксалиста, фокусника, хулигана и вдобавок скрытого антисоветчика.
Скрытого – поскольку советские издатели и переводчики так лелеяли это беспутное дитя американской science fiction и так боялись возможности превращения любимчика в «невъездного» (подобные случаи, увы, бывали – с Кингсли Эмисом, к примеру), что кое-какие вещи аккуратно сокращали, от греха подальше.
Скажем, уже упомянутый роман «Хождения Джоэниса» был впервые выпущен по-русски на Украине уже в «вегетарианском» 1990-м году, однако с урезанием одной главы. Ибо авторитетов у автора не было ни на Западе, ни на Востоке. В фантастических Штатах паранойей страдал Пентагон, но и в фантастическом СССР сильно пьющие придурки-маршалы с типично русскими фамилиями Славский, Орусий и Тригаск в глубокой тайне от цивилизованного мира насмерть воевали с Китаем, то доходя до Пекина, то отступая до Киева...
Популярности Шекли в СССР ничуть не вредило то обстоятельство, что с 1966 по 1984 год у нас вышло всего три его авторских сборника, а великое множество его вещей годами оставались погребены в периодике. Лишь к концу 80-х издательский маховик сдвинулся с мертвой точки: поначалу массовыми тиражами выстреливались брошюры на два-три рассказа, затем пришла очередь пухлых томов «Избранного», потом дело дошло и до собраний сочинений – сперва, как водится, рижского, а после и московского. При этом у себя на родине Шекли в ту самую пору считался эдаким маргиналом, готовым за гроши писать новеллизации телесериалов, вроде «Вавилона-5», и вступать в творческие союзы с такими же, как он, старичками Гаррисоном и Желязны...
«На бродяге был неряшливый пиджак, древняя бейсболка и сползающие с тощих бедер джинсы, – таким предстает старенький папа главной героини одной из книг писательницы Алисы Куитни, родной дочери Роберта Шекли. – В искусственном свете фонарей и неоновых огней магазина он выглядел отощавшим от голода персонажем времен Великой Депрессии». Рассказывая о стареньком папочке героини, Алиса невольно подарила пожилому шпиону некоторые черты собственного отца. Разумеется, у Шекли было достаточно средств, чтобы хорошо одеваться, однако у старого нонконформиста были принципы, которым он не изменил до последних дней, и забота о «позитивном имидже» в эти принципы не входила. Напротив, писатель культивировал вокруг себя атмосферу ушедших 60-х и с готовностью соглашался быть их символом.
Россия и ближнее российское зарубежье не обогатили писателя финансово, зато, по крайней мере, вернули ему гордость и оптимизм: было еще на планете чудесное место, где писатель по-прежнему считался классиком и где ему за неоспоримые литературные заслуги прошлого великодушно простится все остальное. Разве этого мало?
«Я махнул рукой на вечность; в сущности, ее у меня не было никогда, – говорил в финале романа Том Кармоди. – Меня не волнует больше, под какой скорлупой спрятана горошина бессмертия. Я не нуждаюсь в бессмертии. У меня есть мое мгновение, и мне достаточно...».
Лев Гурский
Приехав впервые в Россию несколько лет назад, фантаст был поражен, обнаружив, что остановивший его автомобиль простой петербургский гаишник знает его имя и просит автограф; гость даже полушутливо-полусерьезно выразил желание переехать сюда насовсем. Но скоропостижная кончина сломала все дерзкие планы...
Американский автор польско-еврейского происхождения Роберт Шекли (Robert Shekley) родился в Нью-Йорке в 1928 году, служил в Корее, окончил Нью-Йоркский университет, первый свой рассказ опубликовал полвека назад, как автор фантастико-сатирических новелл прославился на родине в 60-е годы – его лучшее время.
Наш читатель впервые познакомился с Шекли тоже в начале 60-х, в годы хрущевской «оттепели», когда первые его рассказы появились в периодике и сборниках. Настоящую же славу на родине едва не победившего социализма принесли фантасту сборники, выпущенные в СССР, – «Паломничество на Землю» (1966, издательство «Мир», серия «Зарубежная фантастика») и шестнадцатый том «БСФ» (1968, издательство «Молодая гвардия»). Именно после выхода этих книг Шекли был признан у нас едва ли не самым блестящим заокеанским фантастом, а его новеллы и рассказы – будь то «Страж-птица» или «Абсолютное оружие», «Обмен Разумов» или «Я и мои шпики» – были прочитаны всеми, кто хоть мало-мальски интересовался НФ (а также теми, кому были не чужды сатирические жанры).
Разумеется, не следует думать, что издавать Шекли в СССР было так уж просто. Хотя в произведениях американца имел место социальный критицизм, порой трудно было избавиться от «неконтролируемых аллюзий»: метивший в родные пороки – тупость и алчность чиновников, косность, ксенофобию, бюрократизм, – писатель по касательной задевал и наши собственные беды, не ограниченные дураками и дорогами. Недаром один из наиболее едких романов Шекли, «Хождения Джоэниса», не переводился на русский более четверти века. Примерно такая же судьба ожидала и его «Координаты чудес».
Роман о приключениях «среднего американца» Тома Кармоди среди галактик и в параллельных мирах был написан в 1968-м году, фрагментарно переведен на русский в 1973-м (в журнале «Химия и жизнь»), но время полного книжного издания пришло лишь в годы перестройки и гласности.
Уж не знаем (а теперь и не узнаем), что смущало цензоров в истории путешествий Кармоди. Вероятно, наглая веселая легкость, с которой автор микшировал времена (динозавры здесь были подобны затурканным американским обывателям); пренебрегал законами природы и литературными условностями; дерзко вводил Создателя в качестве эпизодического персонажа и буквально на пальцах объяснял, из какого сора допотопный подрядчик лепил нашу Землю и из каких оговорок и парадоксов рождалось то, что впоследствии стало человеческой этикой. В финале главный герой делал выбор между опостылевшей жизнью клерка и судьбой вечного скитальца по измерениям, отправляясь в путешествие...
Продолжатель традиций Вольтера, О. Генри и Хаксли, Шекли никогда не был фантастом глубокомысленно-серьезным – то есть он не был изобретателем непротиворечивых миров, выстроенных по строгим законам логического правдоподобия. Конечно, грамотные исследователи НФ могли вычленить из его многочисленных текстов оригинальные философские концепции (одной «Цивилизации статуса» могло бы хватить на докторскую), однако писатель был традиционно силен именно своими безбашенностью, нахальством, отвязностью и шутовством – не переходящим, однако, в злое юродство.
Шекли был непафосным автором. Нонконформизм он часто возводил в абсолют, любая укоренившаяся иерархия могла стать объектом издевки – недаром в рассказе «Ритуал» туземцы, считая богами гостей из космоса, способны были почтительно уморить их голодом и жаждой.
Писатель обожал фабульные перевертыши, с наслаждением ставил все с ног на голову, выворачивал миры наизнанку и строил приоритеты не по ранжиру, но по мановению своей левой пятки. Любимейшими его героями оказывались фрики и лузеры, самыми распространенными ситуациями – идиотские, причем наиболее изящный выход из положений мог найтись лишь в том единственном случае, если идиотизм удавалось не преодолеть, но усугубить. Звездолеты у Шекли «собирались» из мыслящих существ, демоны в мирной жизни занимались страховым бизнесом, лотерейный приз дерзко хамил своему обладателю, спасательная шлюпка превращалась в психоаналитика, а бедняга Бен Бакстер был обречен: он умирал трижды и каждый раз по какой-то иной причине, чем раньше.
В лучших произведениях фантаста не было ни уюта, ни покоя. Все трагикомически не срасталось, разумные существа теряли остатки разума, неодушевленные предметы вели себя, как обкуренные панки, и даже сам Создатель Вселенной ненароком признавался, что хотел он как лучше, но получилась всегдашняя фигня... Словом, Шекли был верен своей репутации насмешника, парадоксалиста, фокусника, хулигана и вдобавок скрытого антисоветчика.
Скрытого – поскольку советские издатели и переводчики так лелеяли это беспутное дитя американской science fiction и так боялись возможности превращения любимчика в «невъездного» (подобные случаи, увы, бывали – с Кингсли Эмисом, к примеру), что кое-какие вещи аккуратно сокращали, от греха подальше.
Скажем, уже упомянутый роман «Хождения Джоэниса» был впервые выпущен по-русски на Украине уже в «вегетарианском» 1990-м году, однако с урезанием одной главы. Ибо авторитетов у автора не было ни на Западе, ни на Востоке. В фантастических Штатах паранойей страдал Пентагон, но и в фантастическом СССР сильно пьющие придурки-маршалы с типично русскими фамилиями Славский, Орусий и Тригаск в глубокой тайне от цивилизованного мира насмерть воевали с Китаем, то доходя до Пекина, то отступая до Киева...
Популярности Шекли в СССР ничуть не вредило то обстоятельство, что с 1966 по 1984 год у нас вышло всего три его авторских сборника, а великое множество его вещей годами оставались погребены в периодике. Лишь к концу 80-х издательский маховик сдвинулся с мертвой точки: поначалу массовыми тиражами выстреливались брошюры на два-три рассказа, затем пришла очередь пухлых томов «Избранного», потом дело дошло и до собраний сочинений – сперва, как водится, рижского, а после и московского. При этом у себя на родине Шекли в ту самую пору считался эдаким маргиналом, готовым за гроши писать новеллизации телесериалов, вроде «Вавилона-5», и вступать в творческие союзы с такими же, как он, старичками Гаррисоном и Желязны...
«На бродяге был неряшливый пиджак, древняя бейсболка и сползающие с тощих бедер джинсы, – таким предстает старенький папа главной героини одной из книг писательницы Алисы Куитни, родной дочери Роберта Шекли. – В искусственном свете фонарей и неоновых огней магазина он выглядел отощавшим от голода персонажем времен Великой Депрессии». Рассказывая о стареньком папочке героини, Алиса невольно подарила пожилому шпиону некоторые черты собственного отца. Разумеется, у Шекли было достаточно средств, чтобы хорошо одеваться, однако у старого нонконформиста были принципы, которым он не изменил до последних дней, и забота о «позитивном имидже» в эти принципы не входила. Напротив, писатель культивировал вокруг себя атмосферу ушедших 60-х и с готовностью соглашался быть их символом.
Россия и ближнее российское зарубежье не обогатили писателя финансово, зато, по крайней мере, вернули ему гордость и оптимизм: было еще на планете чудесное место, где писатель по-прежнему считался классиком и где ему за неоспоримые литературные заслуги прошлого великодушно простится все остальное. Разве этого мало?
«Я махнул рукой на вечность; в сущности, ее у меня не было никогда, – говорил в финале романа Том Кармоди. – Меня не волнует больше, под какой скорлупой спрятана горошина бессмертия. Я не нуждаюсь в бессмертии. У меня есть мое мгновение, и мне достаточно...».
Лев Гурский
Комментарии: Добавить комментарий
Спасибо что напомнили.
Добавьте ваш комментарий:
Чтобы оставить комментарий вам нужно войти на сайт или зарегистрироваться.