Помимо фотографий здесь будут большие цитаты из семейных мемуаров, касающиеся жизни учительницы Анны Ефремовой (прабабушки моей жены) и ее семьи в Андреевке в 1917-1919 г. Андреевка до революции принадлежали Воронежскому уезду, ныне Новоусманскому району Воронежской области. На фотографиях ниже - бывшая земская школа в Андреевке, построенная в 1911 году, сто лет спустя... в День знаний 1 сентября 2011 г.



Осенью 1917 года переехали в Андреевку. Это оказалось совсем небольшое село дворов на 40-50, с домами, вытянутыми вдоль пруда в одну линию, с оврагом, отгороженным от пруда плотиной. Пруд большой, по узкой стороне его чуть в стороне расположилась школа, а с другой узкой стороны начинался парк бывшей помещичьей усадьбы. Ещё до приезда Ефремовых именье было куплено несколькими семьями украинцев, или, как их здесь называли. «хохлов», из которых две семьи жили в одноэтажном помещичьем доме, поделив его на две половины, остальные разместились в дворовых постройках, и только одна семья Сулимы построила себе крепкий дом несколько на отшибе от других хохлов. Своей церкви в Андреевке не было, деревня была приписана к церкви села Макарье, километрах в семи от Андреевки, на полпути к Орлову. Школа довольно новая, кирпичная. Рассчитана она была на одного учителя, он же заведующий, и в ней кроме двух классных комнат имелась одна квартира для учителя, как обычно, из двух комнат с кухней и с передней.



Семья Ефремовых многие вечера с весны до поздней осени проводила на парадном крыльце школы, бабушка на скамеечке, остальные на ступеньках. Крыльцо выходило на пруд, рядом с ним направо пустой луг, а за ним дорога, по которой редко-редко проходила подвода. Сразу же за дорогой поле. Бабушка с мамой беседовали о разных делах, обменивались впечатлениями о деревенских новостях, дети разглядывали облака, находили в них разные фигуры и целые сцены, следили за их изменением, рассказывали прочитанное, прислушиваясь к звукам гармоники, частушек, доносившихся с деревенской улицы. Когда темнело, шли домой, ужинали и укладывались спать.



Шура вдруг пристрастилась к рисованью. Ни цветных карандашей, ни красок не было, да и бумага только обыкновенная писчая, но не смущаясь этим, Шура с увлечением срисовывала иллюстрации из старых журналов «Нивы». Особенно нравились ей пейзажи Клевера, Левитана и других художников. Как-то срисовала Шура с натуры всю Андреевку, благо она находилась на некотором возвышении над прудом и была видна из школы, как на ладони.



Детям запомнилась свадьба у хохлов, на которую дети ходили смотреть. За столом сидели и хохлы, приехавшие из другого хутора. Один из них с женой средних лет, крупной женщиной в броском эстрадном платье, бывшая кафешантанная певичка. Она с увлечением пела за столом, как одна, так и хором с другими гостями. Дети не сводили с певички глаз. С нею приехала дочка, красивая, стройная барышня, одетая тоже в невиданное здесь нарядное городское платье. За дочкой ухаживал Алёша Ищенко, показывал ей парк, подолгу гулял, удалившись от гостей. За столом говорили, что Алёша собирается на ней жениться. Однако вскоре с того хутора дошёл слух, что эта девушка заболела сыпным тифом и умерла.



Первый год в Андреевке прошёл нормально в смысле занятий со школьниками, отопления школы, организации питания и т.д. Но скоро стало жить всё труднее и труднее. Зарплата учительницы 47 рублей в месяц «керенками», потом ещё какими-то бумажками, явно не обеспечивала, при растущей дороговизне семья стояла накануне голода. Пришлось организовать обмен в селе на пищевые продукты кое-чего из вещей. Сильно выручала собранная на школьном огороде картошка да несколько кур-несушек. Наменяли проса, пекли из просяной муки сухие и неприятные на вкус лепёшки. Вместо сахара употребляли запаренную в печке сахарную свёклу, которую ели чуть ли не с отвращением. Иногда удавалось приобрести в селе немного молока, масла, сала или масла, а также ржаную муку. Выручали с продуктами, в основном, хохлы, как более состоятельные, предпочитая менять продукты на вещи. Анна Алексеевна, непрактичная интеллигентка, совсем не умела поторговаться, постоять за себя, как-то учитывать стоимость своих вещей. В результате много вещей ушло из дому за бесценок, за маленькое количество продуктов. Постепенно из дому исчезли два сундука, гардероб, письменный стол, диван, бабушкины платья, не осталось лишнего платья у Анны Алексеевны и даже у детей. Исчез граммофон, все пластинки к нему, все цветы – фикусы, олеандры. К тому же, школу на эту зиму не обеспечили топливом. Володя с соседским мальчиком спилили пару осин в овраге за ручьём. Мокрые поленья еле-еле тлели в печке, не давая тепла. Бабушкину кровать перенесли на кухню, сами спали в ледяных комнатах, а днём дети отсиживались на печке.



Пятнадцатилетняя Лида жила дома. Стройная привлекательная девочка с большими серо-голубыми глазами, чуть вздёрнутым носиком, вечно усыпанным веснушками, и хорошим ртом болезненно переживала трудности. В гимназии она уже не училась. В конце концов вечное недоедание сломило её и она начала прихварывать. Мама свозила её в Воронеж показала врачу. Частный врач Шаройко определил у Лиды скоротечную чахотку. Это явилось страшным ударом: лечить негде, с питанием из рук вон плохо. Другим детям о страшной болезни Лиды ничего не сказали.



Старый хохол Юрко, самый состоятельный и уважаемый на селе, с большой симпатией относился к Анне Алексеевне, сочувствуя её тяжёлому положению. По договоренности с ним Анна Алексеевна с Володей посетили его поздно вечером , и он уже ночью, чтобы не видели соседи, привёз в школу несколько пудов ржи, сказав, что у него её всё равно отберут: через село проходят военные части. Действительно, через Андреевку время от времени проходили военные части, следовавшие по главному тракту, что шёл примерно в двух километрах от села, останавливались на короткий срок, меняли своих разбитых лошадей на свежих, запасались продовольствием. В селе упоминались части Мамонтова, Будённого и других командиров.



Однажды, ближе к весне, в школу пришёл комиссар с двумя красноармейцами и предложил Анне Алексеевне сдать имеющееся оружие. По-видимому, прошёл слух об её револьвере. Анна Алексеевна сказала что никакого оружия у неё нет, и дала в этом подписку. Комиссар посмотрел на Анну Алексеевну, перепуганную бабушку, на трёх чуть не дрожащих детей и не стал делать обыск. Револьвера на самом деле не было: Анна Алексеевна давно уже закопала револьвер где-то в овраге. Только ушёл комиссар, Володя кинулся под свою подушку на диване и к ужасу мамы и бабушки достал оттуда горсть патронов, выбежал во двор и кинул всю горсть в колодец. Подобрал он их где-то на дороге.



Во всей Андреевке было только три человека, с которыми общалась семья учительницы. Это уже упоминавшийся Алёша Ищенко, лет 25, ранее учившийся в гимназии, воевал в небольшом офицерском чине, а после революции вернулся домой, как рассказывали, сбежал, переодевшись в платье монашенки. Был он довольно высокого роста, черноволосый и черноглазый, всегда улыбчивый, типичный украинец. Ещё был молодой человек лет двадцати, тоже из хохлов, ранее учившийся в реальном училище, небольшого росточка, живой, смешливый. Звали его Пантюша. В 1919 году его мобилизовали белые, он ушёл с ними и скоро там умер от сыпняка.



И молодая девушка Наташа Сулима встречалась с Ефремовыми. Было ей лет 20, училась в гимназии, а после революции жила в Андреевке у родителей. Смуглая, с чёрными волосами и большими карими глазами, она часто приходила в школу посидеть, поболтать. Анна Алексеевна, Лида и Шура ходили с Наташей в парк, и для Шуры эти прогулки были всегда желанными и интересными, ведь у неё здесь подруг-однолеток вовсе не было.



После революции в Андреевской школе оживилась общественная жизнь. Анна Алексеевна сумела объединить и заинтересовать местную молодёжь – в школе два-три раза устраивали спектакли. Режиссировала Анна Алексеевна. Ставили Чехова – «Предложение», «Юбилей», «Злоумышленник», «Медведь». Неизменно участвовали три артиста: Алёша Ищенко, Пантюша и Наташа Сулима. Особенно хорошо, свободно, непринуждённо и с юмором играл Пантюша. У жителей села эти спектакли пользовались большим успехом.



Со школьниками учительница разучивала новые песни: «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу» и другие. Дети Анны Алексеевны в спектаклях не участвовали, были только зрителями, но песни разучивали со всеми и распевали с большим удовольствием.



Анна Алексеевна иногда ездила по делам в Орлово, в волостное правление, и в Воронеж. По приезде рассказывала новости: Мария Андреевна Петрова переехала учительствовать в Орлово. Там и поблизости происходили бои между белыми и красными, люди прятались в погребах, было немало жертв. Мама с бабушкой радовались, что на такое тревожное время они оказались в глухом углу, куда редко заглядывали военные, а боёв вовсе не было.



Трудности с продуктами питания не уменьшались, и вот, весной 1919 года Анна Алексеевна собралась поехать куда-нибудь на юг Украины за мукой. Решили ехать с хромым мужиком с громкой фамилией Трубецкой. Его хутор находился в 2-3 километрах от села. Утром Трубецкой заехал на подводе, и Анна Алексеевна, захватив узел с вещами, намеченными на обмен за продукты, уселась на подводе, и поехали они на станцию Трёхсвятскую.



С детьми осталась бабушка, но дети уже в первый день почувствовали себя без мамы сиротами и загрустили. И вдруг под вечер подкатила к школе подвода Трубецкого. К великой радости детей мама вернулась обратно. Анна Алексеевна образно описала дорожные перипетии. Как подходили к станции Трёхсвятской поезда, переполненные людьми, как к каждому поезду хромал Трубецкой, как умолял население каждого вагона: «Товарищи! Нельзя ли примоститься?» - а за ним Анна Алексеевна с тем же, но всё напрасно. Продраться же сквозь толпы орущих и берущих приступом вагоны они, конечно, не смогли – и вот они дома! Поездка эта, по тому времени, конечно, была очень рискованной и могла кончиться плохо, были примеры таких не возвратившихся домой. Кого сталкивали с крыши или с буфера вагона, кого забирали, как мешочников, на принудработы, а кто умирал среди дороги от сыпняка.



В 1918 году Шура тяжело заболела. В тёплый летний день она уселась на берегу пруда с книжкой в руках и долго просидела там, болтая ногами в воде. К вечеру поднялась температура, начался бред, всё повторяла: Пух! Пух! Уберите пушок! – Привезли врача, он определил: испанка. В то время эпидемия испанки (нечто вроде гриппа) гуляла по стране, во многих случаях со смертельным исходом. Анна Алексеевна спросила врача, надо ли отрезать у девочки косы, тот посмотрел невнимательно, увидел чёлку на лбу и сказал, что волосы короткие, можно оставить. Врач не заметил довольно длинной косы сзади головы. Волосы не остригли и после болезни они стали сильно вылезать, пришлось их коротко обрезать. Проболела Шура тяжело и долго. Только к концу лета стала выздоравливать, но получилось осложнение на ноги, они подкашивались при каждом шаге. К столу девочку носили на руках, на руках выносили и на воздух. Потихоньку Шура стала учиться ходить, сперва держась за стенку, за стулья, а потом и без поддержки.



Выздоровлению Шуры помог Алеша Ищенко. Он каждый день присылал свежую рыбу – лещиков, окуньков, которых он вместе с отцом ловил в пруду. Из рыбы получалась отличная уха и неплохое второе к обеду. Такое питанье помогло быстрее поправиться.

На фото тот самый пруд...


На втором году в Андреевку прислали зачем-то ещё одного учителя, мужчину с университетским образованием. Жить ему было негде, так как в школе имелась только одна двухкомнатная квартира, в которой жила семья Ефремовых. Новый учитель поставил в классе железную койку, маленький письменный столик и стул. Там и жил. Кто-то из учителей оказался лишним. Сельский сход решил оставить нового учителя, и снова пришлось переезжать в другое село.



В 1964 г. Шура (бабушка моей жены) во время путешествия посетила Андреевку. На фото 1964 г. (выше) то же самое место, что и на фото 2011 г. ниже: через окно уже выросло толстое дерево...



Читать далее