Несколько сот километров от центра всея Руси[1]. Мы стоим на асфальтированной дороге, возле нашего автомобиля, который ехать дальше отказывается. Вокруг одни голые поля, запорошенные снегом. Погода мистическая: около двадцати градусов ниже нуля, вьюга, время хоть и вечернее, но темно, словно у негра за пазухой. Кроме нас в округе никого, транспорта никакого, хотя, казалось бы, дорога укатанная – езди, не хочу. Не слышно ни звука, кроме властного завывания ветра. Кажется, словно ветер над нами насмехается. Звоним куда только можем, руки и рожи мороз беспощадно жарит[2]. Что делать? Неизвестно. Казалось бы, амбассадор[3], но, находясь в такой экстремальной ситуации, всей ее плачевности как-то не понимаешь. Решили отсидеться в концепткаре[4], напичканного новейшими электронными технологиями, но пришедшего в ужас от испытаний суровой Руси[5].

Вспомнился анекдот про центр всея Руси:

Граждане, прибывшие в Москву, но не прошедшие регистрацию, будут высланы
обратно в Россию.

Через некоторое время, о чудо, подъезжает буханка[6]. По лицу мужика – извозчика[7] стало ясно, что для него наша ситуация обыденная. По нашим заячьим[8] глазам и заторможенным действиям, он понял, что спас нас от чего-то, но мы уже не узнаем от чего. Мы назвали ему пункт назначения нашей экстремальной экспедиции и, о чудо дважды, он ехал в то же село, куда направлялись мы. Цель нашей экспедиции была проста: согласование прокладки газовых труб с владельцами земель или их смотрителями[9]. Мужик, с которым я ехал, является, можно сказать, чиновником, работающим в области газификации сел. Официальное название его должности я опустил за ненадобностью.

Вспомнился анекдот про калорийные[10] должности:

Еврей устроился работать во Внешэкспорт. Там его не очень жалуют и
решают избавиться, дав невыполнимое задание. Посылают в Англию продавать
Запорожцы. Через месяц тот заключает контракт на поставку крупной партии
Запорожцев.
Посылают в Японию. Задача - продать советские калькуляторы. Через
полгода: крупный контракт на поставку в Японию калькуляторов.
Все чешут репы и додумываются заслать его в Африку, на экватор, в дикую
страну, продавать меха. Больше года - ни слуху, ни духу. Все вздохнули с
облегчением - сгинул. Но тот приезжает. Загорелый и с контрактом на
поставку крупной партии мехов.
Все в шоке и начинают выпытывать, как он все это сумел провернуть?
- В Англии все просто. Только прилетел, иду по улице, навстречу типичное
еврейское лицо. Поздоровались, познакомились, поговорили. Свел с нужными
людьми, вышли на своих лоббистов в Парламенте, провели законопроект...
В Японии было сложнее найти еврея. Но когда нашел, познакомился, тот
вывел на нужных людей, вышли на людей в Правительстве, провели закон...
А в Африке проблема была не столько в том, чтобы найти еврея, сколько
в том, чтобы создать Парламент и Правительство. А дальше все просто...

Мы въехали в село поздно вечером. Как только мы остановились где-то в центре, водитель пустил длинный автомобильный сигнал. Через некоторое время, к бобику сбежалась толпа бабулек и дедулек. Можно было бы предположить, что это деревенский флешмоб[11], но это оказался не он. Все собравшиеся говорили только об одном: хлеб привезли. Оказывается, буханка развозила хлеб по селам, хотя, что странно, запаха хлеба в машине я не слышал[12]. В село, в которое мы въехали, нет ни газа, ни света. В этом селе, вы удивитесь, нет даже супермаркета[13] и вообще ничего, кроме столетних деревянных потемневших жилых построек, вид которых настолько безжизненный, что о том, что они жилые сообщает лишь дым, лениво струящийся из дымовых труб. С помощью этого села я познал всю кухню[14] отдаленной от цивилизации жизни.

Вспомнился анекдот про отдаленность:

На светофоре останавливается Фиат и Феррари. Водитель Фиата, покрутив
ручку, опускает стекло и стучит в стекло к водителю Феррари. Тот, нажав
кнопку, опустил стекло. Водитель Фиата спрашивает:- послушай друг, ну как
тебе твоя машина, хорошая или плохая?... а то я смотрю люди не очень то
её покупают!

В России, где в последнее время, говорят о чемпионате мира по футболу две тысячи восемнадцатого года, о регистрации доменов .РФ,  о сайте Викиликс, о развитии русскоязычного твиттера есть и другая жизнь. Жизнь, о которой говорится так мало, что она кажется мифом, легендой. Эта жизнь в деревнях и селах, в которых нет не то, что интернета, газа или электричества, там нет даже школы и продовольственного магазина. В таких местах люди не живут, а выживают. У людей, живущих в этих населенных пунктах на повестке каждого дня лишь один тип вопросов: сколько осталось продовольствия, сколько осталось дров для отапливания дома и приготовления еды, сколько осталось жить домашней скотине и прочие. Чтобы выжить в селе, необходимо гнуть спину от рассвета до заката в поле, а так как физические возможности человека, как инструмента, явно ограничены, а плоды цивилизации в виде терминаторов[15] до этих мест не доходят, то КПД[16] этой деятельности не меняется веками. Люди влачат животное существование. Или тут действует принцип: побеждают сильнейшие, выживают простейшие?

Вспомнился анекдот про не очень хорошую ситуацию:

- У меня есть две новости.
- Начни с хорошей.
- Кто тебе сказал, что есть хорошая?

У мужика, с которым я ехал, я узнал, что газифицированы не более шестидесяти процентов сельской местности и это только в центральном федеральном округе, который считается самым газифицированным. По всей же России сосут природное топливо[17] менее пятидесяти процентов сел и деревень. Газ, черт с ним, и электричество туда же, все-таки люди столько лет прожили без этих достояний цивилизации, что уже привыкли без них обходиться. Но что же с магазинами? Что с продовольствием? В селе я встретил бабулю, которая, нельзя сказать, что шла, она ковыляла, катя за собой санки с набитым чем-то мешком. Оказалось, что ближайший магазин находится в другом более крупном населенном пункте, до которого километров, эдак, десять, а то и все пятнадцать. Бабуля на санях везла мешок пшена.

Что делать людям, живущих в населенных пунктах, до которых дары развития цивилизации, может, уже не дойдут никогда? Деревенская жизнь – это жизнь нескончаемого страха. Страха за себя и за своих детей. Страха за домашнюю скотину, так как она довольно часто является единственным источником заработка и пропитания семьи. Мысли о возможностях развития человека, о познании самого себя затмевает нескончаемый тяжелый труд. Дети, если им удалось пережить болезни, вырастают и заменяют своих родителей в пути по этому мрачном туннелю без проблесков света в дали, так как не видят возможности хоть как-то изменить свою жизнь. Дети сменяют родителей в конвейере далекого от цивилизации процесса борьбы за жизнь с помощью древнего тяжелого и часто бессмысленного животного физического труда.

Наш век и век предыдущий прославляет созидательность человеческого гения. Человек использует понимание природных явлений, строит машины, использует природную энергию, чтобы облегчить себе жизнь, чтобы не зависеть более от своего тела, как от инструмента труда. Но почему же, все эти возможности не просачиваются по всей территории, населенной людьми? Есть ли у людей, живущих далеко от центров сосредоточения цивилизации хотя - бы шанс познать жизнь человека – разумного, а не человека – животного? Лежит ли на людях продвинутых ответственность за свободное распространение тех технологий, которые помогают жить лучше, помогают жить по-человечески? Или же это некий естественный отбор и каждый человек отвечает только сам за себя?  Получается, что только тот, кто пробился к просвещению, тот, кто попал в Эдемский сад[18], тот и получает возможность внимать плоды этого сады и становится его смотрителем? А тот, кто в своей ежедневной суете, в своей борьбе за жизнь даже не может взглянуть в сторону забора желаемого сада, не говоря уже о возможности перебраться через него, пусть так и погибает в той животной грязи, в болоте бессилия, в луже немощи, то есть там, где родился? Такое положение вещей вам кажется единственно верным? В любом случае, теперь, когда я буду слышать фразу «братья наши меньшие», я наконец-то буду понимать ее действительный смысл. «Братья наши меньшие» - это не животные по своей природе, - это люди, которые так и не могут начать жить по-человечески.